Алистер Маклин - Марионетка [Кукла на цепи]

— Их?

— Об этом я и хочу поговорить.

— А тот человек?

— Я придумаю способ отвлечь его.

— Понятно,— сказал де Грааф, потом помолчал и недовольно добавил: — Судя по вашим подвигам, меня пробирает дрожь при мысли, что это будет за способ.

Он повесил трубку.

Зайдя в ближайший магазин металлоизделий, я купил моток шпагата и самый большой гаечный ключ, какой только был у них на складе. Несколько минут спустя я поставил «опель» ярдах в ста от склада, но на ближайшей улице.

Пройдя по очень узкому, почти не освещенному проезду, ведущему от параллельной улицы к той, где находился склад, я увидел на стене дома, слева от меня, ветхую деревянную пожарную лестницу. При пожаре первой же сгорела бы именно эта лестница, но она была единственной, так как, пройдя больше 50 ярдов, я не увидел больше ни одной. Как видно, при пожаре в этой части Амстердама погорельцам не оставалось ничего другого, как спускаться из окон на веревках.

Я снова вернулся к ветхой лестнице, но, как ни странно, она выдержала вес моего тела, и вскоре я очутился на крыше, которая с первого же взгляда не понравилась мне, как и все другие крыши, по которым я добирался до той, которая меня интересовала. Все крыши были высокие, крутые и, в довершение ко всему, скользкие от дождя. Но самым неприятным было то, что архитекторы, жившие в прошлые века, стремясь всячески разнообразить формы и линии, добились поразительного эффекта, заключающегося в том, что ни одна из крыш не напоминала другую ни по высоте, ни по конфигурации. Вначале я старался передвигаться очень осторожно, но вскоре, поняв, что осторожность только мешает, разработал единственно возможный способ передвижения от одного конька к другому: сбегая по крутому скату одной крыши, я по инерции с разгона взлетал на другую и только последние несколько футов преодолевал ползком.

С трудом добравшись до нужной крыши, я подполз к краю над фронтоном и, перегнувшись, посмотрел вниз.

Впервые за долгое время я не ошибся, и это подбодрило меня. В 20 футах от меня на своем посту все так же маячил тот парень.

Продев конец шпагата в ушко гаечного ключа, я завязал его узлом и лег так, чтобы, спустив ключ на шпагате, не задеть им балку для подъема грузов. Потом, осторожно разматывая клубок, спустил ключ футов на 14 и стал раскачивать его как маятник, все сильнее и сильнее.

Вскоре гаечный ключ, весящий около 4-х фунтов, раскачивался под углом 90 градусов. Я опустил его еще фута на 3, боясь, что это привлечет внимание парня, но, к счастью, он смотрел в другую сторону, на появившийся в конце улицы синий автомобиль, оказавший мне двойную услугу: парень отодвинулся от стены, разглядывая машину, и шум мотора заглушил свистящий звук, вызванный движением гаечного ключа.

Машина остановилась в 30 футах от склада, и мотор заглох. Гаечный ключ находился в высшей точке. Когда он стал опускаться, я выпустил с полметра шпагата. Почувствовав что-то неладное, парень повернул голову, собираясь посмотреть вверх, и в тот же момент гаечный ключ ударил его в лоб. Часовой свалился, словно на него обрушился мост, и, опрокинувшись назад, исчез из виду.

Из машины выскочил де Грааф и, увидев меня, помахал рукой, а я жестом показал, чтобы он вошел в дом. Проверив, надежно ли держится «лилипут» в носке, я вытащил из кобуры второй пистолет и, зажав его зубами, ухватился за балку с подъемным блоком. Резко отбросив ноги назад, а потом вперед, зацепился ногой за карниз над дверью для приема грузов, а правой ногой сильным толчком распахнул ее. В ту же минуту я отпустил балку, за которую держался, и, ухватившись за дверные скобы, оказался внутри комнаты. Потом мгновенно правой рукой перехватил пистолет.

В комнате было четыре человека: Белинда, Гудбоди и оба компаньона фирмы. Белая как мел Белинда отчаянно, но молча сопротивлялась. На ней уже был вышитый корсет и пышная юбка, какие носят женщины с Хайлера. Краснощекие и добродушные хозяева склада держали ее за руки, а Гудбоди, стоя ко мне спиной, поправлял национальный костюм и белоснежный головной убор, чтобы они сидели соответственно его эстетическим вкусам.

При виде меня сияющие по-отечески улыбки Моргенстерна и Моггенталера тут же улетучились. Увидев выражения их лиц, Гудбоди медленно обернулся. Челюсть у него отвисла, глаза готовы были выскочить из орбит, а кровь отхлынула от лица, и оно стало почти такого же цвета, как его волосы.

Я шагнул вперед и протянул руку Белинде. Она смотрела на меня так, словно не верила собственным глазам, и потом, вырвавшись из ослабевших рук Моргенстерна и Моггенталера, бросилась ко мне на грудь. Если не считать того, что сердце у нее билось, как у пойманной птички, она ничем не выдавала, какой ужас пережила. Я обвел взглядом троих мужчин и улыбнулся, насколько мне позволяла боль в израненном лице.

— Теперь, господа, и вы узнаете, как выглядит смерть!

Они, видимо, понимали это и с окаменевшими лицами подняли руки. Я молча держал их под прицелом. На лестнице послышался топот бегущих ног, и в комнату вбежали де Грааф и Ван Гельдер. На пленников это не произвело никакого впечатления, зато Белинда тряслась как в лихорадке. Наступила реакция. И все же она нашла в себе силы и едва заметно улыбнулась мне. У меня отлегло от сердца — с ней все будет в порядке. Парижское отделение Интерпола правильно выбрало мне помощницу.

Де Грааф и Ван Гельдер с оружием в руках молча наблюдали за происходящим. Наконец, де Грааф вымолвил:

— Майор Шерман, объясните, что тут происходит! Почему трое таких почтенных граждан...

— Могу объяснить,— спокойно ответил я.

— Да, мы требуем объяснений! — резко заявил Ван Гельдер.— Трое известных и всеми уважаемых граждан Амстердама...

— Не смешите меня, инспектор! — перебил его я.— Мне больно смеяться, у меня изранено лицо.

— Да, ваш вид тоже требует объяснений,— вставил де Грааф.— Как вам удалось...

— Брился и порезался...— сказал я словами Астрид, так как никакие другие слова не пришли мне в голову — Значит, вы хотите, чтобы я рассказал вам?

Де Грааф кивнул.

— Вы хотите, чтобы я изложил свою версию?

Он снова кивнул.

— Вы знаете, что Мэгги погибла? — спросил я Белинду.

— Знаю,— хрипло прошептала она. По-видимому, Белинда все еще не пришла в себя.— Этот негодяй сказал мне об этом. Он подробно рассказывал мне... и все время улыбался.

— И, конечно, его улыбка была полна христианского милосердия. Именно так он улыбается, когда творит свои мерзости... Присмотритесь хорошенько к этому Гудбоди, господа. Это самый жестокий садист из всех, о ком мне приходилось слышать. К тому же он еще и безумен. Это он вздернул на крюк Астрид Лемэй! Это он организовал, чтобы Мэгги закололи вилами на острове Хайлер! Этот человек...