Мария Шкатулова - Виза на смерть

Он сидел на скамейке неподалеку от детской площадки, со странным чувством поглядывая на окна родительской квартиры. Внезапно поднялся ветер, и огромная черная туча закрыла небо. Двор сразу опустел. Он собрался было уйти, но в последний момент увидел Сапрыкина, выходящего из подъезда и садящегося в машину. «Кретин! Дурак! Он сейчас уедет!» — пробормотал Виктор Васильевич, досадуя на себя за то, что упустил такой шанс, но Сапрыкин не уезжал: опустив стекло, он спокойно закурил, даже не включив зажигание. «Ждет кого-то… Жену, наверное», — подумал Шрамков, и его захлестнула волна ненависти. Ни минуты не раздумывая, он бросился к машине, и в унисон с ударами сердца в голове у него стучало: «Успею — не успею… Успею — не успею…» Но он успел.

Средства массовой информации скупо сообщали об убийстве, не выдвигая никаких версий, и только вездесущий Хинштам, ссылаясь на сведения, полученные из анонимных источников в правоохранительных органах, разразился статьей о появившемся в МИДе маньяке. «Есть! Клюнули!» — злорадно подумал Шрамков — мысль о собственной безнаказанности и неуязвимости приятно щекотала ему нервы.

Елизавету Константиновну Данилову-Вильдо он заметил пару дней спустя в вагоне метро. Он узнал ее сразу, и ему показалось, что она пристально вглядывается в его лицо. «Чертова старуха», — подумал он, вспомнив ненавистные уроки французского, свой унизительный страх перед каждым экзаменом и ту злосчастную двойку, которую она однажды все-таки влепила ему. Она всегда была ему противна — с ее придирками, замечаниями, иронией, снисходительными улыбками, въедливостью, синим карандашом, которым были изуродованы его переводы, с ее любовью к чубайсам и гайдарам, ко всей этой сволочи, погубившей страну… Если она узнала его, ему конец.

Выследив ее и выяснив, что Елизавета Константиновна живет в мидовском доме на Большой Академической, он подумал, что она не слишком удивится позднему визиту соседа, которому срочно понадобилась консультация по французскому языку. «Таких, как она, хлебом не корми, дай только кого-нибудь поучить». Расчет оказался верным — Елизавета Константиновна сразу открыла. Увидев его и узнав в нем человека из вагона, она испугалась и хотела закричать, но не успела. Убив ее, он втащил тело в комнату, открыл пузырек с кислотой, но что-то остановило его — он и сам не знал что…

Шрамков стал с нетерпением ждать следующую статью Хинштама. «Знал бы ты, сволочь, о ком пишешь…» Он до сих пор не мог простить себе, что так и не решился дать ему в морду за статью об отце, хотя они были знакомы и много раз встречались в пресс-центре министерства…

Статья не появлялась, а мысль о встрече с Хинштамом продолжала преследовать его. «Доставить Семенчику маленькое удовольствие?.. Он же так любит чужие секреты… Вот пусть и получит еще один, последний… вместе с пулей…».

Добыть в редакции телефон Хинштама было делом несложным — куда труднее оказалось выбрать место для встречи. «Его надо куда-то вызвать, подальше, ночью, обставить все с подобающей таинственностью — журналисты любят дешевые эффекты. Куда-нибудь за город, в уединенное место, на природу… какие-нибудь развалины… катакомбы… заброшенный дом… Но где ж его взять?» И тут он вспомнил о мидовских дачах на Щелковском шоссе — он был там когда-то давно, навещал коллегу, пригласившего его с семьей на дурацкий детский день рождения. Лучшего места нельзя было себе представить. «Там сейчас никого… Тишина… Опавшие листья… То, что нужно…»

Он не только осуществил задуманное, но и получил два подарка: большой — десять тысяч долларов, на которые вовсе не рассчитывал, и маленький — позвонив наудачу с хинштамовского мобильника по последнему номеру, попал на его любовницу, которая почему-то сразу клюнула на историю со свертком и согласилась приехать.

На следующий день Виктор Васильевич позволил себе маленький праздник — устроился перед телевизором и, с наслаждением потягивая дорогой виски, купленный на деньги Хинштама, посмотрел репортаж с Щелковского шоссе. «Трагедия произошла здесь, на этой дороге, в сорока километрах от Москвы… Труп журналиста, как и предыдущие жертвы маньяка изуродованный кислотой, обнаружен сегодня в семь утра в принадлежащей ему БМВ, — тараторил молоденький репортер с покрасневшими от холода оттопыренными ушами. — Орудие убийства не найдено…»

Виктор Васильевич злорадно улыбнулся и вытащил из-под кровати спортивную сумку. Бутыль с кислотой была пуста, но в пистолете оставалось еще два патрона — о возвращении из Нью-Йорка своего последнего начальника, Игоря Геннадиевича Щеголева, он уже знал.

По настоятельной просьбе Жени, которая хотела избавить родителей от лишних переживаний, Василий Демьянович и Валентина Георгиевна с внучкой Машей отправились в Чехию и находились там уже вторую неделю. Уехали они вовремя — через три дня после их отъезда Виктор Шрамков застрелился после неудачной попытки совершить очередное убийство. На сей раз его жертвой чуть не стал бывший постпред России в ООН Игорь Геннадиевич Щеголев, недавно вернувшийся в Москву из Нью-Йорка и вышедший на заслуженный отдых.

Пережив изрядное потрясение, Игорь Геннадиевич слег с гипертоническим кризом. На третий день, когда он немного пришел в себя, в палате появился симпатичный майор милиции. Он вежливо осведомился о самочувствии больного и спросил: «Игорь Геннадиевич, вы узнали человека, который в вас стрелял?» — «Я его не видел!» — «Вы, вероятно, помните Виктора Васильевича Шрамкова, который…» — «Разумеется, помню, — сердито перебил Щеголев. — Вы хотите сказать, что я чуть не стал очередной жертвой пресловутого мидовского маньяка?» — «Дело в том…» — замялся Лобов. «Говорите же! Я не кисейная барышня!» — «Шрамков жив. И стрелял в вас именно он». — «То есть как — жив? Его же убили в позапрошлом году…» — «Его не убили. Он скрывался под чужим именем». — «Так это он — маньяк? — усмехнулся Щеголев. — Ну-ну…» — «Как вы думаете, Игорь Геннадиевич, чем можно объяснить его, скажем так, негативное отношение к вам?» — «Ха! Хорошенькое дело! “Негативное отношение”! Вы хотите, чтобы я вам сказал, почему он в меня стрелял? Понятия не имею!» — «И у вас нет даже отдаленных предположений на этот счет?» — «У меня?! — рассердился Игорь Геннадиевич. — Почему бы вам не задать этот вопрос самому Шрамкову? Я надеюсь, вы поймали его?» — «Он застрелился». — «Ах вот как, — проговорил Щеголев, и Лобов уловил легкий вздох облегчения, — в таком случае ничем не могу вам помочь…» Игорь Геннадиевич откинулся на подушки, и Лобов понял, что разговор окончен.

Когда за Лобовым закрылась дверь, Щеголев позвонил дежурной медсестре и потребовал позвать врача.