Леонид Петропольский - Игра не на жизнь, а на смерть

…В тот день Сотников вызвал своего сотрудника Михаила Барковского к себе в кабинет для серьезного разговора. Когда Михаил сел перед ним, Алексей Петрович внимательно посмотрел на него. Длинные волосы, жидкая бородка, чтобы выглядеть старше. Дешевая, давно не стиранная одежда. Сотников покачал головой, сказал:

— Я многим обязан твоему отцу, и только поэтому пристроил тебя в этот проект. А ты вместо того, чтобы делать, что от тебя требуется, поссорился с клиентами…

— Их игра — полное дерьмо. Я просто им об этом сказал, — высокомерно заявил Михаил.

— Отлично! Тебе 24 года, ты разведен, бегаешь от алиментов. Университет ты бросил, выглядишь как бомж, но при этом не хочешь заниматься дерьмом. Чего ты вообще хочешь?

Барковский не колебался ни секунды.

— Власти и денег! — заявил он.

— Серьезно?

— Абсолютно.

— Этого я тебе не предложу.

— А я не за этим и пришел.

— А зачем?

— Я знаю, что сделать с этой игрой, чтобы она продавалась, — заявил Миша.

И достал из кармана флешку. Сотников вставил ее в ноутбук, быстро просмотрел. Спросил:

— Готов выступить со своими тезисами?

— Легко.

Сотников кивнул на дверь в углу кабинета:

— Там есть душ и бритва. Приведи себя в порядок.

Спустя час за столом для переговоров кроме Сотникова сидели еще три человека: инвестор, продюсер и разработчик игры «Школа жизни». У торца стола стоял Барковский. Теперь его было не узнать. Гладко выбритый, одетый в хороший костюм Сотникова, он был похож на мальчика-отличника из старшего класса или на студента. Он говорил:

— Кому интересно играть в вашу игру? Нельзя нарушить ни одного правила, не говоря уже о нормальном преступлении!

— Юноша, мы выпускаем нашу игру, которая приучит граждан жить по закону! — заявил продюсер. — Это станет для них залогом долгой и безопасной жизни!

— Но кто будет покупать эту чушь? — парировал Барковский. — Единственные люди, кому хочется поиграть во взрослую жизнь, — это подростки. Но не в такую же унылую тухлятину! Они это не купят!

Иностранец-инвестор, который очень внимательно прислушивался к словам юного критика, заметил:

— Насколько я помню, наша целевая аудитория — в том числе и подростки.

— Это правда, — сказал Сотников. — Но опрос фокус-групп показал, что подростки воспринимают «Школу жизни» как нечто морализаторское, и поэтому она им не интересна.

Он кивнул Барковскому, и тот вставил в компьютер флешку со своим вариантом игры. На экране замелькали сцены насилия, секса, убийств, гонок, боев без правил. Участниками были подростки.

— Плюньте вы на взрослых, сделайте ставку только на подростков! — вещал юный разработчик. — Дайте им делать в игре все, что захочется. Дайте им трахаться, убивать, гонять на тачках — все, чего им не позволяют в реальной жизни. А главное, покажите им, что значит быть сильным и побеждать слабого. Сделайте игру, где за это никого не наказывают, и все подростки будут ваши! Да, и назовите ее по-другому!

И на экране высветилось новое название: «Спарта».

— Но это незаконно… — осторожно заметил инвестор.

— И почти невозможно технически… — добавил разработчик фирмы.

— Зато очень выгодно! — парировал Сотников. — Почему бы не попытаться максимально точно выяснить, чего хотят подростки, о чем они мечтают? А потом дать им это в виртуальной реальности.

— Но сколько это займет времени? — спросил продюсер. — И как мы это сделаем?

— У меня есть идея, как быстро и качественно собрать данные, — заявил Сотников.

С этого все и началось…

…Сотников и Барковский вышли из машины возле здания школы. Михаил был коротко подстрижен, одет в школьный костюм. Он был практически неотличим от старшеклассников.

Спустя несколько минут они сидели в кабинете директора. Директор Русанов специально отвернулся от стола — якобы искал что-то в шкафу, чтобы не видеть, как Сотников складывает ему в ящик пачки купюр.

— Алешечка Петрович, вы меня буквально под монастырь подводите, — жалобно произнес он своим сладким голосом.

— Юрий Васильевич, сколько мы с вами знакомы, а вы все причитаете, — отвечал Сотников. — Вы же помните, что ни разу вам от меня вреда не было. Откуда же он теперь возьмется?

Услышав звук закрываемого ящика, Русанов повернулся и с улыбкой взглянул на Барковского. Спросил:

— Сколько же вам на самом деле лет, молодой человек?

— Семнадцать, — уверенно ответил «старшеклассник».

— Ну и молодец! Но… а если дети раскусят? Они же чувствуют все! У меня дочь в этом классе учится. Вдруг скажет мне: «Папа, что-то тут не так!»

— Ну, если вдруг, то мы все назад отыграем, — заверил его Сотников. — Это ведь недели на три. Максимум на месяц. И не забывайте, школа получит совершенно новый компьютерный класс!

— Эх, пользуетесь вы моим врожденным авантюризмом! — воскликнул Русанов. — Что ж, пошли знакомиться с классом, Миша Барковский!

…За разговором они и не заметили, как рассвело. Инга уснула в кресле. Крюков вдруг начал шарить руками по карманам.

— Черт, таблетки забыл… — пожаловался он. Было заметно, что ему нехорошо. — А что было дальше?

— Мы начали с того, что провели тест среди его одноклассников. Что бы они сделали, если бы имели полную свободу действий? Когда Барк принес результаты, я был разочарован. Сопли в сахаре… Один написал, что уехал бы в Штаты — играть в «Лос-Анджелес Кингс». Другой собирался пойти по стопам отца и стать хирургом. Третий… Все по правилам! Это был облом. Игра была им совершенно не нужна! Я наорал на Барка, сказал, что мы пролетели, что ему надо уходить.

— И что же Барк?

Сотников зло улыбнулся.

— Барк остался. Он обещал, что все изменится.

— Даже не знаю, кто из вас больший урод, — заметил Крюков.

Посмотрел на часы. Задумчиво произнес:

— Интересно. Что он сейчас им там объясняет?..

…В кабинете английского языка было необычно людно. Школьники сидели на своих местах, кроме Барковского — тот стоял у доски. На задних партах были Царева, Лапиков и Марина Ивановна. У входа стояли уборщица и вахтер — им было любопытно. Рядом примостился один из людей Шорина. Сам Шорин стоял в углу. Трудно было догадаться, что он здесь главный. Но вот он кивнул Барковскому, и тот заговорил:

— Уважаемые педагоги, школьники и родители! Должен вам кое-что сказать. Короче, я как бы не тот, за кого себя выдаю.

Худяков, не представлявший, о чем идет речь, решил повеселиться:

— Барк, если ты сейчас скажешь, что ты гей, я реально повешусь!

Барковский с удовольствием поддержал бы шутку, но знал, что ему этого не позволят. И продолжил:

— Мне двадцать четыре года…

— Чего?! — выдохнула Олеся.

— Мне двадцать четыре. Я в разводе, у меня есть сын, звать Степа…