Леонид Петропольский - Игра не на жизнь, а на смерть

— Господи, так вот оно что! — воскликнула Царева.

— Двадцать четыре года? — недоверчиво спросил Довженко. — Не понял. Это как?

— Дело в том, что я сотрудник компании, проводившей социологическое исследование среди подростков, — объяснил Барковский. — У руководства возникла идея попробовать такое… как бы… нетрадиционное внедрение. Вообще-то мы не планировали, что я задержусь так надолго…

Марат вскочил, тяжело дыша от волнения.

— Значит, все, что мы с тобой делали, это было… исследование?!

— Вы делали, — поправил его Барковский. — А я исследовал. Как-то так.

— Ну ты и козел… — Марат покачал головой. У него просто не было слов.

— Возможно, я козел. Я лгун, Я плохой, — легко согласился создатель «Спарты». — Но только вы спросите друг друга — хотите ли вы объясняться с полицией? А вдруг выяснится, что сводный брат директора — педофил и алкоголик — незаконно работает в школе? Что в кабинете по информатике по ночам снимают детское порно и что учителя перетрахались друг с другом до такой степени, что уже собачатся при учениках? А ученички-то… Вдруг выяснится, что учащиеся лучшего в районе класса совершили не по одному уголовному преступлению?

— Какому преступлению?! О чем ты говоришь?! — вскочила Царева.

— А у ребят спросите! Вон хоть у Марата! — торжествующе заявил Барковский.

Он развлекался! Он прекрасно себя чувствовал!

— Сука! — возмутился Марат.

И тут же получил отповедь Шориной:

— Заткнись!

На террасе ресторана Сотников продолжал свой рассказ:

— Директор Русанов умер, не пережив смерти дочери. Я попытался забрать Барка из школы, но он встал на дыбы. Нес какую-то чушь про то, что собирается куда-то поступать, что у него олимпиада по биологии, что он капитан школьной команды по баскетболу…

— Так он с ума сошел, ваш Барковский? — спросил Крюков. — Это все объясняет, так?

Сотников покачал головой.

— Вы не понимаете, что происходит с человеком, получившим власть над другими людьми. Ведь он создал сплоченную группу, которая подчинялась каждому его слову! Смотрела ему в рот. Шла, куда он говорил, и делала то, что он говорил. И все это произошло само, без всяких его усилий — просто он был старше. И потому убедительнее, вы понимаете, что происходит, когда классический лузер и неудачник, к тому же немного повернутый на Ницше, евгенике и теории расовой неполноценности, приходит к власти?

— Рождается Гитлер… маленький такой Гитлер… И ведь это вы выпустили джинна из бутылки…

— Вряд ли вам удастся предъявить мне какие-то обвинения, — заявил Сотников.

Но Крюков уже думал о другом.

— Его надо остановить! — заявил он.

— Я бы на вашем месте об этом не беспокоился.

— Почему это?

— Представьте, что сделали бы эсэсовцы, если бы после «ночи длинных ножей» фюрер сказал им, что пошутил, что он не фюрер, а только притворялся?

Крюков представил.

— Они… растерзали бы его! Этого нельзя допустить. Поехали!

Но Сотников покачал головой:

— Нет, я и с места не сдвинусь. Я не в состоянии, мне нужно поспать. Но у вас есть личный водитель, кажется?

И он кивнул в сторону спавшей Инги. Но Крюков не хотел ее беспокоить.

— Дайте вашу машину! Ну? Дайте ключи!

И Сотников протянул ему ключи…

…В кабинете английского языка подходила к концу придуманная Шориным «исповедь». После того как Марина Ивановна сообщила, что пора вызывать полицию, Барковский повернулся к ней:

— Вызывайте, Марина Ивановна! Вместе посмеемся.

Тут Шорин, который чувствовал, что все идет как-то не так, открыл рот.

— Уважаемые педагоги, хочу вас заверить, что компетентные органы присутствуют.

— И до сих пор бездействуют?! — возмутилась учительница биологии.

— Ну всем же ясно: в общих интересах будет не поднимать шума, — объяснил ей Барковский. — Я уйду, как меня и не было. А вы… живите тут.

Он уже повернулся к двери, чтобы идти, но тут произошло непредвиденное: Царева грузно осела на пол.

— Это сердце! Сердце! — закричала Марина Ивановна. — «Скорую» вызывайте!

— Я вызову! — откликнулась уборщица. — Несите в медкабинет!

Поднялась суматоха. Лапиков, Шорин и его сотрудник подняли директора и понесли ее из кабинета. Барковский хотел выйти вслед за ними, но Довженко неожиданно преградил ему дорогу.

— А поговорить? — угрожающе произнес он.

— Отстал от него, урод! — крикнула Шорина. — Миша, идем!

— Худя, убери ее, — приказал Довженко.

И Худяков подчинился: подхватил легкую Шорину, вынес ее из класса, вернулся и запер за собой дверь. Четверо парней обступили Барковского.

— Ну о чем тут говорить? — Барковский пытался свести все к шутке. — Дядя плохой, простите дядю…

Однако Худяков тихо произнес призыв:

— Спарта, алале!

И все четверо кинулись на бывшего лидера. За этой картиной с улыбкой наблюдал Юров — он так и остался сидеть на задней парте…

…Крюков остановил машину у самых дверей школы. Вышел, пошатываясь. Увидев стоящую рядом «Скорую», спросил вахтера:

— Кому это?

— Людмиле Михайловне на собрании плохо с сердцем стало! — объяснил вахтер. — Говорят, инфаркт. А ты чего такой белый? Тебе-то к врачу не надо?

— Потом… — отмахнулся Крюков. — Где эта тварь?

— Барковский? Так не выходили пока. Так в классе и сидят…

Крюков поспешил в школу. Никем не замеченный, он поднялся на второй этаж, подошел к кабинету английского. Возле двери на корточках сидела плачущая Шорина. Подняла к участковому заплаканное лицо:

— Спасите его! Они его убьют!

Крюков толкнул дверь плечом — та не поддалась. Тогда он разбежался, ударил всем телом и вышиб дверь.

У доски корчился избитый Барковский, весь в крови. Обманутые «спартанцы» пинали его ногами.

— Все, хватит! — заорал на них капитан. — Отошли все! В колонию захотели? Отошли, я сказал!

Заметил Юрова, скомандовал ему:

— А ты что сидишь? А ну вывел их всех отсюда!

Сам схватил Марата, оттолкнул его от Барковского. И увидел на глазах у парня слезы…

— А с ним что будет? — спросил Марат. — Так и уйдет? Так и соскочит?

— Я его арестую, — заверил Крюков. — Я посажу его, обещаю!

Он не заметил Шорину, которая вошла в класс вслед за ним. Между тем она слышала каждое слово. И эти слова впивались ей в сердце…

Из последних сил, на грани потери сознания, Крюков скомандовал:

— Ну, ушли все, я сказал!

Юров вытолкал одноклассников из кабинета. И тут же Шорина забила ручку двери стулом. После этого села на пол рядом с Барковским, с ненавистью взглянула на участкового, спросила:

— Посадите?! За что?!

У Крюкова не было сил отвечать, что-то объяснять. Он тоже сел рядом с Барковским, привалился к нему, измазавшись его кровью. Пощупал у него пульс. Попросил Шорину: