Ирина Лобусова - Подземелье призраков Аккермана

— Утлая, убогая, мещанская точка зрения! — Володя полыхал ярким пламенем новой революционной литературы. — Я докажу тебе...

Но он не доказал. Тогда они так и не нашли общего языка, не переспорили друг друга. Впрочем, в таких спорах рождалось самое ценное свойство их любви — они никогда не ссорились, если каждый из них имел свою точку зрения. Их любовь была намного выше споров и подавляющих упреков, и даже споря о чем-то, до элементарной, банальной ссоры не опускались никогда. Словно души их, так тесно переплетенные друг с другом, ни за что не могли разъединиться даже под потоком обидных, ранящих слов, и все грозные предпосылки, предвестники ссоры, разбивались об эту незыблемую броню их слившихся воедино душ. Вот только о своей первой любви Таня пока так и не могла решиться рассказать...

В общем, пока Володя был преисполнен энтузиазма, он каждую среду отправлялся на литературные вечера в новом кафе, которые часто бывали такими скандальными, что сообщения о них даже попадали в газету.

Он звал Таню с собой, но она ни разу не пошла с ним. Ей хотелось подарить ему свободу, ведь истинная любовь дарит не клетку, а крылья. Таня боялась своей житейской привязанностью подавить гордый, творческий дух Володи, сковать его узами, которые могли бы со временем стать для него невыносимыми. Она хотела подарить ему целый мир своей настоящей, сверкающей, истинной любви, а потому дарила свободу.

И Володя в полной мере ценил ее драгоценный дар. Он понимал чуткую, душевную тонкость любимой женщины, которая не позволяла ему сделать ни одного неверного шага, подавляя его мысли или его волю, и знал, что она не хочет стать невыносимой обузой для человека, который привык быть один.

А потому Володя сам ходил на литературные вечера, возвращаясь домой после них часто под утро. И от этого понимания Тани его натуры их взаимная любовь с каждым днем становилась все искренней, все сильней.

Таня вспомнила про «Обоз» потому, что в последние дни их совместной жизни Володя ходил туда чаще, чем в остальные места, еще не успев пресытиться этой затеей — в который раз бросать вызов обществу, не слышащему вообще никаких вызовов.

Кафе находилось в подвале изящного бывшего купеческого особняка на Кузнечной, совсем рядом с Каретным переулком, где они жили. Оно сигнализировало о себе миру ядовито-желтой вывеской, на которой почему-то было изображено не колесо, а армейский наган. Этот ядовито-желтый цвет вывески дополняли по бокам какие-то вкрапления красного, что, очевидно, было символом новой революционной власти. Слово «Обоз» было написано огромными черными буквами, а под ним была надпись поменьше, но зато ярко-малинового цвета: «Литературное кафе».

Была половина десятого вечера — самый разгар литературных выступлений по средам. Таня спустилась по высоким ступенькам и толкнула вросшую в землю тяжелую дубовую дверь. Ее сразу оглушил гром голосов.

В подвал набилось много народу. На импровизированной сцене, возвышении по центру, громовым голосом вещал стихи рослый бородач с длинными светлыми, почти белыми волосами. Как Таня ни старалась, она все равно не смогла их понять.

Все же остальные посетители, толпившиеся вокруг этой круг­лой сцены, вместо того, чтобы слушать оратора, в полный голос вели свои беседы. Они орали, жестикулировали, перебивали друг друга и так исступленно повышали голос, что местами заглушали воющего на сцене оратора. Казалось, никого не смущает такое странное, невежливое, по меньшей мере, поведение. Было ясно, что к этому здесь привыкли, и привыкли давно.

В кафе стоял такой шум, что у Тани моментально разболелась голова, она не привыкла к такой обстановке. Вдобавок ко всему, в подвале было душно: воняло табаком, запахом немытых человеческих тел, как всегда в дешевых кафе — жареным луком (хотя еды не было видно, потому что в кафе практически не было столиков, но ведь где-то эта еда наверняка была) и кислым молодым вином, которое пили здесь в огромных количествах. Возле стены Таня разглядела несколько столов, на которых стояли плетеные бутыли и стеклянные стаканы. Каждый наливал себе столько вина, сколько хотел. Нравы в кафе действительно были свободными — тот, кто наливал вино, бросал деньги в картонную коробку, стоящую на стойке бара, но мог ничего и не платить, за этим, похоже, никто не следил.

От запаха дешевого вина Таню начало мутить. Она стала продвигаться поближе к сцене, внимательно рассматривая тех, кто толпится по сторонам. Сложность заключалась в том, что Таня не знала, кто из них был знаком, а тем более дружен с Володей. Она подозревала, что его хорошо знают в этом месте, но не знала, кого об этом спросить.

Так Таня стояла некоторое время, хмурясь своим мыслям и уже начиная сожалеть, что за информацией о Володе пришла сюда. Здесь все оказалось не так, как она представляла себе раньше, и совсем не так, как в кабачках Молдаванки или Привоза, которые Таня посещала не раз.

— Кого вы ищете? — тронул Таню за локоть молодой коренастый брюнет с полным стаканом вина. — Вы все время оглядываетесь, вы кого-то хотите найти?

— Я ищу Владимира Сосновского, — почти прокричала Таня. Она догадалась, о чем он спросил, потому что слов почти не разобрала. — Мне сказали, что он бывает здесь. Вы его знаете?

— Это тот, кто за Молдаванку гадости всякие пишет? — заорал брюнет, потому что иначе было не расслышать. — Да кто ж за него не знает! Наш зажравшийся криминалист!

— Почему зажравшийся? — обиделась Таня.

— Да в центральной газете работает. Сочное место! Вот и завесил под облака нос!

— А он здесь? — Таня продолжала играть дурочку, что всегда получалось у нее довольно неплохо.

— Давненько мы его не видели! — продолжал орать брюнет. — Куда-то он пропал.

— А куда, знаете? — Таня продолжала гнуть свою линию.

— Эй, Олеша! — заорал солодой человек. — Ты знаешь, куда пропал Володя Сосновский?

К ним приблизился еще один посетитель — Таня увидела, что он пьян настолько, что едва держится на ногах.

— Это который бывший князь? Я его давно не видел. Эй, Марьяна! — крикнул куда-то он в толпу. — Ты когда Сосновского в последний раз видела?

Из толпы вынырнула худая остроносая коротко стриженная девица с папиросой в зубах, с ярко-черными волосами, похожая на встревоженную галку.

— Сосновский? — передвинула она сигарету в угол рта. — Так ты чего меня спрашиваешь? Это Зелену надо спросить.

— Зелену? — удивилась Таня.

— Зелена Шор, наша поэтическая звезда, — девица с интересом рассматривала Таню, — пишет очень томную эротику. Это ради нее Сосновский сюда ходил.

— Что? — У Тани потемнело в глазах и резко стало не хватать воздуха. Но огромным усилием воли она заставила себя не подать виду.