Дрор Мишани - Скрытая угроза

– Переодеться – да, ванна – нет.

Кроме этого, во время короткой поездки от аэропорта до центра города никто вроде бы не произнес ни слова – ну за исключением Джени и еще одной гораздо более молодой филиппинки, сидевшей прямо перед ними.

На обороте фотокарточки Джени написала имя этой женщины по-английски, изящными буквами: «Марисель». Предполагалось, что после бракосочетания она едет с мужем в Южную Америку.

В складском помещении мэрии Хаим снял брюки и рубашку и надел на майку костюм, который ему купила мать. Джени тоже переодевалась; оставшись в трусах и бюстгальтере, она повязывала ему галстук, и на мгновение он увидел ту часть ее тела, которая понравилась ему больше всего: густую темную полоску волос, идущую от пупка по округлому коричневому животу до линии трусов. Сара долго ждал ее, пока она наносила макияж. Джени объяснила ему, как работать с фотокамерой, и он сфотографировал ее в платье, которое она купила себе в Южном Тель-Авиве. Фотография получилась темной, лицо Джени было едва видно. Марисель сфотографировала их вместе перед входом в кабинет: на этом снимке было видно, что Хаим выше своей невесты, хотя и горбится, и что костюм ему идет. И все же он выглядел старше ее. Разница между ними составляла пятнадцать лет.

Мэр спросил, не желают ли они, перед тем как подписать бумаги, что-нибудь сказать друг другу, и Сара ответил, что нет. В офисе их поджидал водитель Агапитос, выполняющий роль свидетеля, переводчика и фотографа. И на этом все. Агапитос попросил их поцеловаться на фоне большого окна, выходившего на пески, пальмы и море. Во второй половине дня они прибыли в пустующую гостиницу «Фламинго-Бич», и официант принес – только им двоим – бутылку шампанского и спагетти в сливочном соусе. Они сидели в одиночестве на балконе. Мать Хаима позвонила поздравить их, и Джени сказала, что скоро из Берлина позвонит сестра, но та не позвонила. Вечером они разделись, как уже несколько раз делали это в его квартире. Сначала раздевалась Джени, в ванной комнате, после чего лежала голая в постели и ждала его. Хаим пошел в ванную после нее, почистил зубы, проглотил «Тадалафил» [6], а затем вернулся в темную комнату и в нижнем белье лег в постель. Оба тогда хотели детей – по крайней мере, он так думал. Как обычно, сперва они долго молча лежали рядом на спине, и Джени, не глядя, медленно гладила его мягкий живот и гладкие бедра, пока что-то не произошло.

На следующее утро они вернулись в Израиль, и в самолете его снова затошнило.

А теперь вот ему из-за нее опять придется сесть в самолет…

Сара закончил работу рано, еще до половины десятого, даже не предполагая, что это в последний раз. Он обернул фольгой миски со свежими салатами, пристроил их на полках в холодильнике и убрался в кухне. В прямом эфире на радио, в беседе со слушателями женщина из Иерусалима рассказывала, что ее муж подался в религию и все больше отстраняется от нее из-за того, что она, мол, нечистая; а потом другой человек позвонил из Ашдода и сказал, что жена бросила его с четырехмесячным ребенком. Хаим в шоке слушал его рассказ, а затем выключил радио. В квартире наступили темень и тишина, и он позажигал в комнатах свет. Но тишина ему не мешала. Уже многие годы Сара не оставался вечером наедине с собой. И ночью ему не нужно будет натягивать в спальне тонкую веревку через створки двери. Он ее просто запрет.

Поиски не дали ничего, но упаковывать вещи он закончил. Активная работа снизила напряжение, которое Хаим испытывал всю вторую половину дня. В чемодане еще оставалось место; он положил туда игрушки и две детские книжки и только после этого позвонил матери. Дети к тому времени уже улеглись.

– Они спрашивали, когда ты придешь, – сказала мать. – Я обещала, что завтра. О поездке я им не сказала.

– И не надо, сам им скажу, – ответил Сара.

Куда он собирается их везти, она не спросила, а если б и спросила, он не ответил бы, хотя сам, по-видимому, уже знал это.

– Устроил все, что надо? – поинтересовалась мать.

– Почти.

– А с воспитательницей поговорил?

– Пока нет. Позвоню.

– Звони прямо сейчас. А то будет слишком поздно.

Хаим все откладывал разговор с воспиталкой, не зная, что ей сказать. Стоит ли признаваться, что его допрашивали в полиции, поэтому он и звонит? Конечно, она уже в курсе. Когда он после обеда забирал Шалома, там на улице стоял патрульный джип. Стоит ли сказать ей, что он увозит детей на несколько дней на отдых? Это объяснит ей, почему Шалом не придет в детсад утром. Сара рассказал об этом русской помощнице, но если Хава Коэн и правда науськала на него следователя, она могла и в полицию сообщить о его отъезде.

От мысли, что надо извиняться, Хаиму стало стыдно, но выбора у него не было. Он делал это не для себя, а ради детей. Кроме того, мужчина еще не решил, сказать ли ей, что он никак не связан с этим чемоданом, или просто что он уже на нее не сердится и признает свою ошибку. Он вспомнил день, когда вернулся с работы и увидел на лбу у Шалома ссадину. Вспомнил свою растерянность. Джени отказалась что-либо делать, даже слушать не желала. Только из-за нее он пошел назавтра в детский сад и сцепился с воспиталкой.

Сара расстелил в детской комнате одеяла и разгладил их на простынях. Потом он позвонил воспиталке, но та не взяла трубку.

Они уедут на несколько дней, а когда вернутся, расследование уже закончится… Они вернутся к своей обычной жизни, и со временем дети перестанут спрашивать его о матери. Как он узнает, что расследование закончено? Хаим подумал, что может попросить мать, чтобы та проследила по газетам. В любом случае, если полиция не начнет его искать, он узнает, что можно возвращаться. И может, поездка вернет ему Эзера. Может, он объяснит сыну, что на самом деле случилось в ту ночь. Может, поможет ему понять, кем был его настоящий отец и кто его мать…

Хаим выждал несколько минут и еще раз позвонил воспитательнице – и снова впустую. На мгновение он подумал, что она не отвечает, потому что знает, кто звонит, по номеру, хотя она вряд ли знала его домашний телефон. Промежутки между попытками становились короче и короче, и под конец Сара долго держал трубку, прежде чем сдался и опустил ее на рычаг.

В полдвенадцатого он набрал этот номер в последний раз.

Когда в понедельник утром, вскоре после пяти, Авраам проснулся, в электронной почте у него лежал отчет о предыдущем расследовании. В разделе «Тема» Илана Лим написала: «Для тебя лично», а само сообщение было кратким: «Обратились с просьбой это написать, и написать по-другому не смогла. Надеюсь на твое понимание. И ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ИСЧЕЗАЙ! Илана». Доклад был послан не с полицейской почты, а с хотмейловского адреса Rebeccajones21 . Послан после полуночи, судя по всему, из дома.