Барри Мейтланд - Вирус убийства

— Говорят, вы приготовили для меня кое-что интересное, сержант…

— Надеюсь, — ответила Кэти и повела его в нижний зал, где у висевшего в петле мертвого тела уже стояли детектив-констебль Даулинг и патрульные констебли в униформе. Даулинг был явно не в себе. Кэти отослала его и патрульных наверх — помогать рабочим, тянувшим кабель и устанавливавшим дополнительное освещение, необходимое для работы экспертов.

Пока укрепляли галогенные лампы, Кэти светила фонариком на голову и шею трупа, которые рассматривал сквозь очки в роговой оправе главный патологоанатом, не прикасаясь пока к объекту исследования даже пальцем.

Когда вспыхнули лампы, стала хорошо видна правая сторона лица повешенного, отчасти скрытая его черными блестящими волосами. Она была деформирована, возможно, даже размозжена. Теперь в этом лице не оставалось и следа пресловутой «гламурности», завораживавшей девушек из обслуживающего персонала.

Пью сделал шаг в сторону, сложил очки и, легонько постукивая их оправой по передним зубам, погрузился в размышления.

— А здесь теплее, чем я ожидал, — произнес он, — учитывая влажность этого места.

— Очевидно, в органной нише за рабочей консолью инструмента размещается электрический обогреватель, позволяющий системе трубок органа нормально функционировать.

— Ах да. У них есть орган, — кивнул Пью. — Это восхитительно. Но меня вот что интересует: тело фотографировали?

— Нет, сэр. Но фотограф должен прибыть с минуты на минуту.

— Прежде всего надо сделать снимки. — Пью повернулся и прошел в дальний конец комнаты со своим саквояжем, где извлек из него нечто вроде накидки из прозрачного голубого пластика и пакет с хирургическими перчатками.

Минутой позже появился фотограф, которому, принимая во внимание находившийся при нем кофр с фотооборудованием, стоило немалого труда спуститься на нижний ярус по узкой и крутой винтовой лестнице. Фотограф поприветствовал кивком патологоанатома, который, взглядом призвав Кэти к вниманию, проинструктировал его на предмет необходимых ему снимков. Кэти прибавила к этому перечню свои требования. В частности, попросила сфотографировать объекты на полу и сделать несколько снимков с общими планами нижнего зала.

Пока фотограф работал, Кэти осмотрела помещение при ярком свете галогенных ламп. Теперь можно было взглянуть на дверь для прислуги, о которой упоминал Парсонс. Она находилась в боковой стене неподалеку от винтовой лестницы; оба засова на ней были задвинуты. Висевшая в дальнем конце нижнего зала картина явно нуждалась в заботе: полотно было плохо натянуто и провисало в раме. Помимо картины, стены нижнего зала ничего не украшало — разве что влажные пятна и разводы. В углу из пола выступала небольших размеров белая мраморная плита, напоминавшая крышку миниатюрного надгробия, однако на ее полированной поверхности не было никаких надписей или знаков, которые могли бы объяснить ее назначение.

— Теперь, — сказал Пью, когда фотограф закончил свою работу, — давайте еще раз взглянем на тело.

Он надел очки и приступил к более детальному осмотру трупа, с силой оттягивая пальцами в резиновых перчатках воротник спортивного костюма повешенного, чтобы лучше видеть шею и плечи. Потянув затем за эластичный пояс брюк жертвы, он спустил их с него и сосредоточил внимание на его ногах, уделив особое внимание правому бедру. Осмотрев и ощупав нижние конечности несчастного, профессор Пью сделал шаг назад и удовлетворенно кивнул.

— Окоченение наступило, — произнес он, — скажем так, в промежутке между десятью и четырнадцатью часами. — Он повернулся к Кэти: — Кто-нибудь видел его вчера?

— Еще не установлено, сэр.

— Мм-м… не хотелось бы лишиться всего этого, видите ли… — Казалось, он говорил, обращаясь в значительной степени к самому себе или к воображаемой аудитории, состоявшей из студентов-медиков.

— Лишиться чего, сэр? — осведомилась Кэти.

Он повернулся к ней, улыбнулся и, сверкнув глазами, сказал:

— Картины мышечной компрессии. Видите? По всей правой стороне, насколько я могу сейчас судить, — на лице, правом плече, бедре и так далее. Компрессия и как результат этого уплощение мышечной ткани были зафиксированы трупным окоченением, начиная с лица, нижней челюсти, затем на верхних конечностях и, наконец, на бедрах и голенях. В том же порядке окоченение начинает отходить. Между тем мне бы хотелось как можно лучше представлять себе общую картину процесса. Вас ведь именно это беспокоит, не так ли, Энтони? — Пью повернулся к молодому доктору.

— Да, это. И еще синюшность покровов, — ответил тот, выступая вперед.

— Да, да, синюшность. Разумеется, — профессор Пью, поджав губы, бросил еще один взгляд налицо повешенного.

— Вы синяки имеете в виду? — спросила Кэти.

— Ну, это, строго говоря, никакие не синяки. Когда сердце перестает работать, кровь постепенно концентрируется в сосудах нижней части тела. Как, к примеру, масло концентрируется в поддоне картера, когда вы выключаете двигатель автомобиля. Из-за этого возникают темные пятна, которые вы видите. Их еще называют гипостатической, или конгестивной, синюшностью. Но если на плоть надавить, кровь в этом месте из тканей вытесняется, в результате чего образуются белые пятна.

— Но… — Кэти было заколебалась, но потом решилась-таки констатировать очевидное. — Но такие пятна находятся у него сбоку головы.

— Совершенно справедливо. И по всей правой стороне тела. Его, видите ли, передвигали. Но какое-то время после смерти он лежал на правом боку.

— Ох! — Кэти почувствовала, как зашевелились волосы у нее на затылке.

Пью шагнул к трупу и присел на корточки, разглядывая его правую руку.

— Так по крайней мере все выглядит в данный момент. Вот почему создастся впечатление, будто его всего перекосило. Его мышцы зафиксированы в том положении, в каком он лежал на полу или где-то еще. К сожалению, у этого пария смуглая кожа, которая имеет тенденцию скрывать синюшность, поэтому мы можем наблюдать лишь участки ее максимальной интенсивности. И разумеется, на теле у повешенного могут быть реальные кровоподтеки, которые синюшность маскирует или искажает.

— Разве картина синюшности не изменится, если тело переместить из горизонтального положения в вертикальное? — спросила Кэти.

— Хороший вопрос! — воскликнул Пью. — Через некоторое время — обычно через несколько часов, но точно сказать невозможно — гемоглобин начинает диффундировать в ткани, и картина синюшности становится постоянной. Это явление называется диффузной синюшностью. Итак, что мы имеем в данном конкретном случае? Весьма запутанную картину, поскольку каждый процесс — окоченение, гипостатическая синюшность, диффузная синюшность — протекает с разной скоростью и зависит от температуры, характеристик тела, от того, как этот парень умер, и тому подобных вещей.