Хидео Ёкояма - 64

Но все дело в том, что Микумо – женщина. Он никогда не собирался использовать ее в качестве приманки. Правда, вовсе не стремился и хранить ее чистоту. Он всего лишь защищал ее. После того как ему не удалось защитить жену и дочь, он приблизил к себе Микумо, думая, что ему удастся оградить ее от бед на год или два, пока остается ее начальником.

Он все-таки выместил на ней досаду. Поступил с ней несправедливо… И, может быть, в самом деле был с ней жесток.

«Амигос»… Громкий смех… Запах спиртного…

Может быть, его стремление оградить ее, сохранить ее невинность оказало противоположное действие? Или ее жажда деятельности никак не связана со стремлением отказаться от собственной женственности? Миками нахмурился, вспомнив, как Микумо призналась, что не боится запачкать руки. Насколько далеко она способна зайти?

«Я хочу быть полезной, помогать».

– Милый!

Миками вздрогнул. Сначала он решил, что задремал, а голос Минако ему померещился.

– Как ты там?

Она звала его из соседнего с ванной помещения с умывальником. Наверное, забеспокоилась, что он так долго сидит в ванне.

– Все хорошо. Уже выхожу, – ответил Миками, но не двинулся с места.

Ему показалось, что он даже согреться не успел. Неужели он и правда сидит в ванной так долго, что она забеспокоилась? После того как Аюми сбежала, у них все пошло кувырком, даже повседневные дела – стирка, уборка, мытье… Миками начал долго, сосредоточенно чистить зубы. Нет, во время этой процедуры он не думал об Аюми; просто сосредотачивался на движениях зубной щетки. Чтобы не нужно было думать. «Отгородиться от действительности». Иногда ему казалось, что именно этим он и занимается.

Но раньше он никогда не представлял себе дочь мертвой. Гнал от себя страшные мысли.

Она жива! Но вместе с тем…

Помимо мысли о том, что Аюми жива, он ничего не представлял.

А ведь если она жива, значит, она где-то находится. Ходит пешком… ездит на транспорте… ест… спит. Но он не мог себе представить, чтобы дочь все это делала.

Аюми казалось, что весь мир смеется над ней. Она терпеть не могла, когда на нее смотрели. Миками не мог себе представить, как она живет нормальной жизнью за пределами дома, – особенно при ее… психическом расстройстве. Откуда у нее, например, деньги? Где она спит? Большинство ее ровесниц уходят из дома, чтобы поступить на работу, или сбегают с приятелем, часто попадают в кварталы красных фонарей… все это совершенно неприменимо к Аюми. На какие средства она существует? Неужели она живет на улице? Трудно представить, чтобы молодая бездомная девушка ускользнула из сети, раскинутой двумястами шестьюдесятью тысячами сотрудников полиции. Может быть, кто-нибудь взял ее к себе в дом, принял в семью? Если да, то кто? Кроме того, Аюми всего шестнадцать. По закону, тот, кто взял ее к себе, обязан известить ее родителей или представителей власти, иначе он будет считаться преступником… Значит, ее где-то держат втайне, взаперти. Неужели это – единственно возможный вывод? Неужели ему придется до конца жизни мучиться безвестностью?

О плохом лучше вообще не думать. Он должен позаботиться о том, чтобы и у Минако не возникали такие мысли. Аюми жива и здорова! Миками понимал, что нельзя себя растравлять. С другой стороны, Минако ни о чем другом вообще не говорит. Она без конца обсуждала странные звонки, а все остальное было табу. Аюми, которая звонит им из телефона-автомата… Вот единственный образ Аюми во внешнем мире, какой они, ее родители, могли себе представить.

– Она к нам вернется.

Миками вслух повторил слова, которые он часто говорил Минако. Прислушался к звукам собственного голоса. Что бы ни случилось, пока Аюми нет, остальное несущественно. Им нужно одно: чтобы дочь вернулась домой. И они ее дождутся.

– Вернись… просто вернись, и все.

Капля конденсата ползла по темному окну. У Миками слипались глаза. Он уже не мог бороться со сном. Интересно, куда он дел амулет, который ему подарила Минако? Его окружила темнота.

Потом он увидел в темноте руку.

Минако в белом кимоно ласково улыбалась и тянулась к нему обеими руками.

Как он и предвидел, начало следующей недели трудно было назвать нормальным. Миками разбудил телефонный звонок. Акама позвонил даже раньше будильника, заведенного на шесть утра.

– Вы уже читали сегодняшний выпуск «Тоё»?

– Еще нет.

– Так возьмите и прочтите! – резко приказал Акама. Судя по всему, он еле сдерживался.

Миками, который еще лежал в постели, ответил Акаме, что перезвонит. Закончив разговаривать, он накинул поверх пижамы халат и поспешил на улицу, к почтовому ящику. В «Тоё», наверное, опубликовали какую-то сенсацию. Первым ему пришло в голову дело о незаконном сговоре при строительстве музея, но потом он понял, что из-за того дела вряд ли Акама стал бы звонить так рано.

Нет, там что-то другое, например: «Комитет общественной безопасности. Беременная женщина. Смерть старика!»

Когда он вернулся в гостиную с пачкой газет в руках, Минако уже встала и включила обогреватель. Она смотрела на мужа исподлобья.

– Что-то в газетах?

– Похоже на то. Пожалуйста, свари мне кофе.

После того как Минако вышла на кухню, он развернул «Тоё» и пролистал до раздела местных новостей.

Ему сразу бросились в глаза крупные заголовки:

«Подарочные сертификаты за молчание! Что творится в наших КПЗ?»

Словно в лицо ударил порыв ветра… Начав читать, он сразу заметил, что статья в разделе местных новостей развивает тему, открытую на первой полосе. И хотя на первой полосе отсутствовали подробности, приведенные в местном разделе, заголовок также привлекал к себе внимание:

«Оскорбление женщины-заключенной в управлении полиции префектуры Д.».

Он отвел глаза.

В статье подробно рассказывалось о преступлении, предположительно имевшем место в августе в участке Ф., на севере префектуры.

«Есть все основания подозревать пятидесятилетнего сержанта, сотрудника изолятора временного содержания, в домогательствах к тридцатилетней женщине, задержанной по подозрению в краже. По словам потерпевшей, сержант несколько ночей подряд прикасался к ее груди и гениталиям».

Миками вернулся в местный раздел.

«Ты быстрее выйдешь на свободу, если будешь делать то, что я говорю». Сержант шантажировал задержанную, чтобы та стала доступнее. Позже потерпевшая получила условный срок и после выхода из КПЗ потребовала извинений от сержанта, заявив, что он воспользовался ее положением. Она назвала его действия «непростительными». Когда она пригрозила подать официальную жалобу руководству участка Ф., сержант предложил ей подарочные сертификаты на 100 тысяч иен и умолял не сообщать о его поведении начальству».