Луиза Пенни - Большая расплата

Он посмотрел на тестя. На выражение его лица.

— Но я могу позвонить и оставить ей сообщение, чтобы она связалась со мной, как только появится.

Арман Гамаш кивнул.

— Merci .

Бовуар прикончил ужин, Гамаш отрезал большой кусок шоколадного торта Габри.

Но не отдал его Бовуару. Вместо этого Гамаш поставил тарелку с тортом перед собой.

— Твоя очередь.

— В смысле?

— У тебя тоже есть, что мне сообщить, не так ли?

Бовуар, до этого пялившийся на торт, поднял глаза.

— А тортик будет в заложниках?

— Именно.

— Плохой, плохой человек.

— У тебя есть информация, которая мне нужна.

— Да её не так много, как кажется. Вы сказали, что ключ к разгадке в отпечатках. Ещё вы сказали, что отпечатки на оружии принадлежат вам, но вы никогда не касались оружия. Стало быть, есть две вероятности. Первая — вы лжёте. Вторая — вы говорите правду, и кто-то другой поместил ваши отпечатки на револьвер. Способных на такое не много. Ещё меньше тех, кто мог сделать это незаметно. Не просто поместить отпечатки на пистолет, но смазать их ровно настолько, насколько требуется. Чтобы их идентифицировали, но не приняли, как улики. У меня бы не хватило умения. Сомневаюсь, что его хватило бы и у вас.

Тесть покачал головой.

— Но у одного человека такое умение есть, — продолжал Жан-Ги. — Бывший офицер Сюртэ, которого вы сами взяли на работу, а потом привлекли и к работе в Академии, как приглашенного преподавателя. Преподавателя тактики. Человека, настольной книгой которому служат «Манипуляции» Макиавелли. Хуго Шарпантье.

— Да, — сказал Гамаш, двинув тарелку с тортом через стол. — Хуго Шарпантье определённо сумел бы.

— Но зачем ему убивать ЛеДюка?

— Хороший вопрос.

— Но он не смог бы справиться с ЛеДюком физически. ЛеДюк уделал бы его одним лишь взглядом. Хотя, может, плохое состояние профессора Шарпанте сильно преувеличено, и всё не так плохо со здоровьем, как выглядит на первый взгляд.

— Плохо, — сказал Гамаш. — Я видел его медкарту. По факту, всё как раз хуже, чем выглядит.

Жан-Ги ел шоколадный торт и размышлял.

— Тогда он должен быть человеком, которому нечего терять. А мы знаем, насколько такие персонажи опасны. И что, мадам Колдбрук расскажет мне, кто убил ЛеДюка?

— Думаю, она знает больше, или, как минимум, догадывается о большем, чем желает нам поведать.

Когда через три часа зазвонил телефон, Арман всё ещё не ложился. Сидел на кухне возле камина, под светом одинокой лампы. Смотрел в пустоту.

На коленях у него стояла коробка. И эта коробка была не из тех, что были найдены в подвале Королевского канадского легиона.

Эту он принёс из своего собственного подвала.

Звонок звенел недолго — Жан-Ги поднял трубку.

Несколькими минутами позже Арман расслышал шаги на лестнице, мягкие и быстрые. Кто-то, обутый в тапки, торопился вниз.

Жану-Ги потребовалась минута, чтобы заглянуть в спальню, потом спуститься и посмотреть в кабинете. И наконец, заметив отсветы огня в кухне, он поторопился туда.

Гамаш опустил коробку на пол и как раз успел задвинуть её между креслом и стеной, когда вошёл Жан-Ги. Тот заметил эти таинственные манипуляции, но был слишком взволнован тем, что услышал в телефонном разговоре с Великобританией, чтобы расспрашивать Гамаша.

Он так и стоял в дверном проёме с вытаращенными глазами.

Арман поднялся, обернулся, и они встретились взглядами.

— Она подтвердила?

Жан-Ги кивнул, едва дыша и потеряв способность говорить.

Арман кивнул в ответ. Всё подтвердилось.

Он уселся в кресло и устремил взгляд вдаль. За окно, в ночь.

— Как вы узнали? — тихо спросил Жан-Ги, сев в кресло напротив Гамаша.

— Револьвер, — объяснил Гамаш. — Должна быть веская причина, по которой человек типа ЛеДюка захотел бы иметь именно револьвер. Должна быть какая-то цель. Этим вечером, пока все смотрели «Мэри Поппинс», Оливье пришёл сюда и стал смотреть «Охотника на оленей».

Арман взглянул на Бовуара.

— Ты когда-нибудь видел этот фильм?

— Non .

— И я никогда. Вот почему мы не поняли, зачем она добавила к своей фамилии «Клэртон». Для нас фамилия ничего не значила. Смысл понял бы только тот, кто хорошо знает «Охотника на оленей» и помнит ту сцену. Ты говорил мадам Колдбрук название фильма?

— Oui . Я спросил её про Клэртон, но она снова повторила, что ошиблась. И только после того, как я произнес «Охотник на оленей», она заговорила.

Он вспомнил, как протекала их беседа.

«Что вы сказали?» — переспросила мадам Колдбрук.

«Охотник на оленей», — повторил Бовуар. — «Фильм такой».

Он молился, чтобы она не спросила его о сути вопроса, потому что понятия о ней не имел.

«Тогда вы должны помнить сцену с револьвером. Что они заставили Роберта де Ниро сделать».

«Да», — соврал Бовуар.

Последовала долгая пауза.

«Когда вы узнали?» — наконец спросил он.

«Не сразу. Не из вашего письма и даже не из нашего разговора. Да я и сейчас не уверена».

«Но у вас были подозрения? Достаточные, чтобы дать нам намёк. Вы хотели, чтобы я спросил, и я спросил».

«Позвольте задать вопрос, инспектор. Для этого револьвера был изготовлен специальный футляр?»

Теперь настала очередь Бовуара умолкнуть в удивлении.

«Да», — наконец подтвердил он.

«Тогда всё правда», — послышался долгий, как путь в Англию, вздох. — Мы получаем множество сообщений от полиции, что наше оружие использовалось в преступлениях. По большей части это уличный разбой. Револьверы не самое распространенное оружие в наши дни, но и редкостью они не являются. И только после того, как вы заявили, что для жертвы нехарактерно иметь именно револьвер, и убит он единственным выстрелом в висок…»

«Вы всё поняли», — закончил за неё Бовуар.

«Я предположила. Решила, что эту версию вы должны рассмотреть».

«Но почему же вы мне не сказали прямо, по телефону?» — спросил он. «Зачем смутные намеки?»

«Против политики компании признавать, что наше оружие замешано в чем-то столь жестоком. Меня могут уволить. Но мне нужно было, чтобы вы знали. Я понимала, что догадаться вам будет сложно, но это самое большее, что я могла для вас сделать. Я понадеялась, что вы вспомните ту сцену из фильма».

«Я не вспомнил, но коллега прошлой ночью смотрел фильм и сложил два и два. Почему вы спросили о специальном футляре?»

«Из того, что мне известно, часто существует ритуал. Делается специальный футляр. Всё превращается в своего рода церемонию».

В её голосе послышалось отвращение.

«Всегда есть вероятность ошибиться», — сказала она.

«Но вы думаете, что в данном случае она очень мала, так ведь?»

Бовуар всё ещё продирался сквозь туман, но на краешке его сознания брезжил один ответ. Ответ из ряда вон. Самый страшный из всех, пришедших в голову. Крадущийся, выползающий из-за границ разума.