Жан-Кристоф Гранже - Присягнувшие Тьме [Литрес]

Я навел справки: никогда еще во Франции свидетельство под гипнозом не принималось во внимание. В соответствии с французским законом свидетель должен всегда говорить «добровольно и осознанно», что исключает применение гипноза или какой-нибудь сыворотки истины. Тем не менее Корина Маньян была здесь – и ее писец строчил без передышки.

Зукка прошептал – его голос поступал в кабину через невидимые колонки:

– Все ваше тело наливается тяжестью… Она заполняет каждый ваш орган, каждую вашу мышцу…

Люк казался придавленным к креслу и более уязвимым, чем когда-либо. Его веснушчатая кожа была почти прозрачной – создавалось впечатление, будто сквозь нее просвечивают внутренние органы.

Я вспомнил монстра из Плантов с его бьющимся под истончившейся кожей сердцем и тут же прогнал этот образ.

– Тяжесть становится светом… Светом, который пропитывает ваш дух и ваше тело… Все прочие ощущения уходят… Только тяжесть. Только свет…

Люк медленно дышал, глаза его были закрыты. Он казался умиротворенным.

– Свет голубой. Вы его видите?

– Да.

– Голубой свет – это экран, на который мы вызовем образы, воспоминания… Пока будет звучать мой голос, картины будут проходить перед вами. Вы согласны?

– Да.

Психиатр помолчал несколько секунд, потом продолжил:

– Вы видите образы?

Люк не ответил. Психиатр повернулся к нам и вопросительно взглянул на Тюилье, который в свою очередь обратился с вопросом к медикам. Потом невропатолог прошептал в микрофон, встроенный в пульт (Зукка был в наушниках):

– Все в порядке.

Психиатр удовлетворенно кивнул, затем приподнял подбородок:

– Люк, образы возникли?

Люк медленно опустил голову.

– Сейчас вы будете по моей просьбе называть эти образы. Согласны?

Снова безмолвное «да».

– Что вы видите?

– Воду.

– Воду?

В кабине недоуменно переглянулись, потом поняли.

Река.

Путешествие начиналось.

– Уточните.

– Я на берегу реки.

– Что вы делаете?

– Я иду к реке. Груз со мной.

– Какой груз?

– Камни. У меня на поясе. Я вхожу в воду.

Я представил себя на его месте. Холод пробрал меня до костей. Но от чего мне действительно было не по себе, так это от фанатизма Люка. Вспомнилось, как в декабре 2000 года, после моего провала с коттеджем «Сирень», он цитировал мне святого Хуана де ла Круса: « Смерти дo смерти желаю ». Последняя жертва. Ради свидания с дьяволом.

– Какие у вас ощущения?

– Никаких.

– Как это?

– Все подавляет холод.

– Продолжайте.

– Мое тело растворяется в реке. Я умираю.

– Отвечайте на мои вопросы, Люк. Опишите эту сцену.

После короткой паузы Люк пробормотал:

– Я… я ничего больше не чувствую.

– Говорите громче.

– Река затягивает меня. Вода заливает мне рот. Я…

Люк закусил губу, как будто силясь не захлебнуться. Снова молчание. Напряжение в кабине возрастало. Каждый из нас тонул вместе с ним.

– Люк, вы с нами?

Молчание.

– Люк?

Он больше не двигался. Его черты обострились, окаменели. Зукка обратился к Тюилье по внутренней связи:

– Пульс?

Невропатолог взглянул на прибор, издававший размеренные «бип-бип», как гидролокатор.

– Тридцать восемь. Если сердцебиение не нормализуется, мы все остановим.

Зукка сделал еще попытку:

– Люк, ответьте мне!

Тюилье наклонился к микрофону на пульте:

– Пульс тридцать два. Останавливаем. Ах… черт!

Невропатолог бросился к двери и вышел в зал. Все взгляды устремились на монитор – волны превратились в прямую линию, и раздался непрерывный писк. Люк мысленно переживал свою смерть – до такой степени, что умер вторично.

Врачи и медсестры устремились за Тюилье и засуетились вокруг столика на колесах. Невропатолог, наклонившись над креслом, отдал приказ:

– Адреналин. Двести миллиграммов.

Поднявшись, Зукка тоже склонился над Люком. Он повторял:

– Ответьте мне, Люк. Слушайте мой голос!

Электрокардиограф в кабине пищал как оголтелый. Нам был слышен усиленный микрофонами шелест халатов. Мы тоже заволновались, не зная, что делать. Зукка заорал:

– ЛЮК, ОТВЕТЬТЕ МНЕ!

Тюилье отстранил его плечом.

– Подвинься, черт подери, он умирает! Инъекцию, быстро!

Сестра сунула в руку невропатолога шприц, и они попытались распрямить грудь Люка, твердую, как дерево. Другая сестра размахивала присосками дефибриллятора под пронзительные сигналы приборов наблюдения. Тюилье тихо ругался:

– Черт подери… Он отдает концы у нас под носом!

Зукка все еще склонялся над Люком, держа его за запястья:

– ЛЮК! ОТВЕТЬТЕ МНЕ!

– Я здесь.

Все застыли. Зукка в согнутом положении, Тюилье с поднятым шприцем, врачи и сестры – кто как стоял. Кардиограф в кабине возобновил свои «бип-бип», сначала с большими интервалами. Гипнотизер выдохнул:

– Люк, вы… вы меня слышите?

Люк ответил не сразу. Его запрокинутая теперь голова была почти не видна. Угадывались закрытые глаза, рыжие ресницы, нижняя часть лица застыла. Это была бледная тень Люка. Человеческая душа где-то блуждала. Вдруг глухой голос произнес:

– Я вас жду.

Зукка подал знак Тюилье вернуться в кабину. Невропатолог неохотно попятился. Медперсонал последовал за ним. Все заняли свои места. Круг гипноза был восстановлен. Психиатр снова сел.

– Где вы, Люк? Где вы… теперь?

– Я покинул тело.

Зловещий голос звучал будто издалека. Зукка помолчал. Без сомнения, он собирался с мыслями и приходил к тем же выводам, что и мы. Опыт воссоздания временной смерти начался.

– Что вы видите?

– Себя. Под водой. Я медленно двигаюсь к скале.

– Какие у вас ощущения? Я хочу сказать: ощущения того, кто находится вне вашего тела.

– Я парю. Я в состоянии невесомости. Я вижу свет.

– Опишите его.

– Белый, широкий. Огромный.

В кабине послышался вздох облегчения. Свет – признак «классической» галлюцинации. Мы избежим кошмара.

Но Люк встрепенулся:

– Он исчезает… Я… – Голос его стал загробным. – Он превратился в точку… Булавочную головку… В конце туннеля… Мне кажется, это я несусь от него прочь… Я… – Из горла Люка вырвался хрип, и он просипел: – Я все дальше… Кругом черно… Я… Нет, подождите…

Он с трудом сглотнул. Дыхание его сделалось частым и болезненным.

– Свет возвращается… Он красный…

– Рассмотрите лучше… Опишите этот свет.

– Он смутный, неясный… Он живет.

– Как это?

– Он мигает…

– Как маяк, как сигнал?

– Нет… Он пульсирует… Как сердце…

В кабине воцарилось мертвое молчание. Атмосфера была пронизана волнением. Напряжение до того сгустилось, что казалось, под его напором сейчас лопнет стекло. Я опустил глаза на рубиновый свет датчика вокруг пальца Люка – материализованный образ того, о чем он говорил.