Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Но ведь что-то делать надо?

— Надо, надо, — согласился Смирнов. — Давай тогда от печки. Вы бы не могли позвать сюда единственного пассажира первого класса? Он — дипломат, по-моему.

Начальник аэропорта, к которому были обращены эти слова, страшно обиделся:

— Сейчас я пришлю к вам милиционера, который будет выполнять ваши распоряжения. А у меня другие обязанности. — Холодно сказал он и стремительно вышел.

— Вот и человека обидел, — признал очередной свой прокол Смирнов.

— Ты поаккуратней, вообще-то, — подлил масла в огонь командир. — Национальный вопрос…

Ответить Смирнов не успел: плосколицый милиционер ввел в кабинет дипломата, хватко держа его за предплечье.

— Товарищ начальник, свидетель доставлен! — отрапортовал страж порядка.

— Спасибо. Но не доставлен — приглашен. — Смирнов улыбнулся дипломату. — Вы, если можете, извините нас…

— Такая уж ваша работа, — холодно заметил дипломат. — Вы позволите мне сесть?

— Бога ради, Бога ради! — спохватился Смирнов, вышел из-за стола и перенес стул с середины комнаты впритык к столу. И стал теперь стул местом для собеседника, а не допрашиваемого. Дипломат сел и растер свои колени нервными ладонями. Такая у него была дурная привычка.

— Видимо, сведения об этом кошмарном инциденте проникнут в мировую прессу? — спросил он, перестав растирать колени. Контролировал себя.

— Видимо, — равнодушно подтвердил Смирнов. Как-то мало его интересовала реакция мировой прессы. — Вы ведь последний, кто видел голландца живым?

— Кошмар! — откликнулся дипломат. Понравилось ему слово «кошмар». Сказал и умолк.

— Я задал вопрос, — напомнил Смирнов.

— Ах, да! Прошу меня извинить, но события этого кошмарного дня выбили меня из колеи. Да, я последним общался с ним. И, вообще, последним выходил из самолета.

— Прелестно. А теперь рассказывайте по порядку.

— По какому порядку? О чем? — не понял дипломат.

— По порядку — это с самого начала, — терпеливо объяснил Смирнов. — Как вы в первый раз увидели его, и до самого конца — что напоследок вы сказали ему и что он вам.

— Когда он появился в отсеке первого класса, я уже сидел на месте. Хотя мне казалось, что я, как всегда, вошел в самолет последним. Он, не раздеваясь и не выпуская из рук кейс…

— Из руки, — перебив, прервал его Смирнов.

— Да, да, из руки, — согласился с ним дипломат. — Он только шляпу снял и сразу же сел на то место, где его потом и нашли. Странно, в самолете сравнительно тепло, а он так и не снял свое довольно теплое пальто.

— Для того чтобы снять пальто, ему надо было расстегнуть наручники, которыми он приковал себя к кейсу. Вы заметили эти наручники?

— Блестело у него что-то на запястье, но я подумал, может быть, браслет?

— Значит, не заметили, — констатировал Смирнов. — А кейс заметили?

— Да, кейс заметил.

— Этот? — Смирнов вытащил кейс из громадной командирской сумки и поставил его на стол.

— Вроде бы да. Похож.

— Не похож, а да или нет, — жестко нажал Смирнов. — Кейс отнюдь не стандартный, и спутать его с каким-нибудь другим довольно трудно. Так да или нет?

— Да… — решился наконец дипломат. — Послушайте, а вы можете сделать так, чтобы моя фамилия не появлялась в печати? Ни в нашей, ни в мировой?

— К сожалению, я — не репортер уголовной хроники «Вашингтон пост» или «Комсомольской правды». Так что обещать не могу. Дальше.

— Мы молча раскланялись, и все. Я все три часа полета внимательно читал и в связи с этим не заметил, чем он занимался. Только когда сели в этой дыре, перебросились парой слов. Я коньяку хотел выпить, а он — воды. Потом он лекарство принял и сказал, что в полете спать не любит, а сейчас поспит…

— Кто ему лекарство давал? — перебил Смирнов.

— По-моему, старшая стюардесса… — с сомнением начал дипломат, но спохватился, — да, старшая стюардесса.

— Ну, а потом?

— Потом он привалился к стенке, я накрыл его пледом и ушел. Все.

— Когда вы вернулись, плед был в том же положении?

— В принципе, да. Только верхняя часть накрывала его лицо. Я думал, что он сам натянул его…

— Ну, а еще какие-нибудь детали, незначительные подробности? Вы ничего не упустили? — старался дожать Смирнов. Дипломат сделал вид, что задумался, и после этого ответил решительно:

— Я рассказал обо всем, что видел и помню. Абсолютно все. — И встал. — Я могу быть свободен?

— Ну, конечно же! — с лучезарной улыбкой разрешил ему удалиться Смирнов. Дойдя до двери, дипломат остановился:

— Кошмарный случай! А еще этот никому из нас не нужный шум, который поднимется!

Дипломат ушел, слава Богу. Командир почесал себе ухо и констатировал с изумлением:

— Господи! Надо же так за свое место трястись!

— Дипломат, — объяснил все одним словом Смирнов. — Давай-ка сюда твою старшую.

Командир вышел, а милиционер, стоявший у дверей, спросил:

— Чего делать, товарищ начальник?

— Александр Иванович, — поправил его Смирнов. — А тебя как зовут?

— Мусалим, товарищ начальник!

— Мусалим, ты угнанной машиной занимался?

— Занимался, товарищ начальник. И в район сообщил. Там розыск объявили.

— Как ты думаешь, зачем ее угнали?

— Зачем у нас угоняют? По делам съездить — у нас всюду далеко очень, на запчасти распотрошить, хулиганят просто, потом бросают.

— Ты людей опрашивал? Никто не видел, как этот «газон» укатил?

— Опрашивал, товарищ начальник, никто не видел.

Галантно пропустив вперед старшую стюардессу, вошел командир.

— Ты все-таки, Мусалим, шоферюгу этого еще раз допроси как можно подробнее, — распорядился Смирнов, подождал, чтобы милиционер ушел, и ласково спросил у старшей стюардессы: — Что ты ему накапала, дочка?

— Что и всем. Валокордин, — сухо доложила обиженная стюардесса.

— Не перепутали по запарке?

— Вы что — подозреваете, что я его отравила? — с вызовом поинтересовалась она. — Так ведь говорят, что его удавили, а не отравили.

— Кто говорит? — быстро, взахлест, задал вопрос Смирнов.

— Подумаешь, секрет! Все говорят.

— Брехливый у тебя экипаж, Сергеич, — огорчился за командира Смирнов. Командир хотел было ответить поядовитее, но не успел: неожиданным громом прозвучали длинные звонки спецсвязи. Командир поспешно снял трубку.

— Командир корабля Рузаев у аппарата… — начал было он, но замолк, слушая. Потом, прикрыв микрофон ладонью, зашипел, обращаясь к Смирнову: — Плохо слышно, но, видимо, тебя, твое эмведевское начальство…

— Нет у меня теперь никакого начальства, — громко объявил городу и миру Смирнов.

— Да не ори ты! Не слышно, — скривился командир. И в трубку: — Да. Передаю.

— Смирнов слушает. Не слышу я тебя, Сергей Валентинович. Так, отдельные слова только. А как это делается? Ладно, попробую. — Смирнов положил трубку на стол, спросил у командира: — Ты не знаешь, как селектор включается?