Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Так надо было, Рома, для дела надо было.

— А я виноват, что они меня узнают?

— Виноват. Нечего было в «Эрмитаже» королевствовать.

— Беспечная неразмышляющая юность моя! Простим ей ее прегрешения, Саня? — попросил Роман и будто бы застенчиво улыбнулся. Обаятельный был парень, Ромка Казарян, недаром его приблатненные любили.

— Балда! — любовно резюмировал майор Смирнов, и они, одевшись, направились к выходу.

«Газик» ждал их, а в «газике» ждали эксперт НТО Лидия Сергеевна Болошева (бабу-то зачем на такое дело?) и врач Андрей Дмитриевич Шабров. Смирнов и Казарян влезли под брезентовую крышу и уселись на продольное металлическое сиденье. Лидия Сергеевна приветливо им улыбнулась.

— Вас-то, Лидия Сергеевна, на труп зачем? — подосадовал Александр.

— Все в разгоне, Александр Иванович, — пояснила Лидия Сергеевна.

Машина тронулась. Ехали, молчали.

— Что мрачный, Саня? — не выдержал Андрей Дмитриевич.

— Устал.

— Устали все.

Действительно все устали. С неделю, как нахлынули в Москву амнистированные. Неразумное чье-то решение освободило, по сути дела, всю уголовщину, от сявок до мастеров. И пошло — с востока. Сначала рыдала железная дорога. Теперь у московской милиции — невидимые миру слезы. Мастера, матерые законники пока еще выжидали, но шпана — бакланы, портачи, барахольщики — после лагеря, понимая себя настоящими урками, шуровали вовсю, шуровали нагло, неумело, в открытую. Не уменьем — числом терроризировали город.

Доехали до конца Большого Коптевского и пошли пешком через пути. На месте их ждала группа РОМ.

Смирнов присел на корточки, разглядывая стеклянные глаза и дырку во лбу. Остальные стояли вокруг.

— Андрей Дмитриевич, его что, переворачивали? — не поднимаясь, спросил Александр.

Врач кивнул согласно, ответил:

— Угу. Уже окостеневшего.

— До вашего приезда мы ничего не трогали, — упреждая смирновский вопрос, проинформировал один из районных оперативников.

— Интересное кино. Шел, значит, советский человек, обнаружил, как говорится у Чехова, мертвый труп неживого человека, перевернул его ногой, увидел, что неродной, и пошел себе дальше по своим обыкновенным делам. — Александр помолчал, потом добавил уверенно: — По-моему, Лешка Жбан. В пятьдесят втором по меховому складу проходил. Пуля пистолетная. Лидия Сергеевна, откуда стреляли?

— Положите его в первоначальную позу, и я скажу, — откликнулась изящная дама. Труп перевернули, уложили по еле заметному первоначальному оттиску.

— Ну? — поторопил Смирнов.

— Вон от той сосны, — указала на толстый терракотовый ствол метрах в пяти Болошева.

— Рома, гильзу. Снег плотный, она где-то сверху.

Казарян двинулся к сосне, разглядывая сине-серый зернистый снег.

— А теперь — следочки, отпечаточки, спичечки, окурочки. Лидия Сергеевна, ваше дело. И пощелкайте. — Смирнов выпрямился, отошел к районным, закурил и спросил из вежливости: — Как дела, бойцы невидимого фронта?

— Зашиваемся, — за всех ответил следователь.

— Нашел, — лениво сообщил Роман и подошел к Болошевой.

Лидия Сергеевна взяла с его раскрытой ладони гильзу, осмотрела ее мельком, подкинула вверх, поймала и сообщила всем:

— «Вальтер».

Она открыла свой чемодан, в маленький конвертик упрятала гильзу, уложила конвертик в положенное отделение, из другого отделения вынула «лейку» и приступила к фотографированию.

— Когда его, Митрич? — обратился к врачу Смирнов.

— Вчера вечером скорее всего. После вскрытия скажу точно.

— Лидия Сергеевна, мы вам не нужны?

— Нет, нет, Сашенька, идите в машину, грейтесь. А мне, если что, ребятки помогут. — Лидия Сергеевна оторвалась от видоискателя, ласково посмотрела на районных. Те с готовностью покивали. Тотчас она воспользовалась. — Тогда положите его в исходную…

Шофер, топтавшийся в безделье у «газика», спросил:

— Ну, как там?

— Обыкновенно, — вяло ответствовал Смирнов и полез в машину. За ним — врач и Казарян. Шофер ненужно ткнул сапогом колесо, проворчал как бы про себя, но так, чтобы пассажиры слышали:

— Человека убили, а им все — обыкновенно.

— Молчи, больная совесть МУРа! — рявкнул Казарян и тут же получил по заслугам:

— Молодой ты еще, Казарян, чтобы приказывать. Да и чин не тот.

— Ты мне надоел, извозчик! — раздраженно заметил Андрей Дмитриевич. На этот раз шофер промолчал: уважал медицину.

— Мартышкин труд, ни хрена она не найдет после такого половодья. Следы оплыли, окурки раскисли. — Смирнов достал пачку «Беломора», закурил. — Рома, как приедем, дело складское подними. Там, по-моему, компания была многолюдная.

— Банда, — поправил его Казарян.

— Да какая там банда! Шайка-лейка, хевра, одним словом. Банда у Скорина в январе была. Митинская. Вот это банда.

Курили, Казарян виртуозно посвистывал «Гоп со смыком».

Подошла Болошева, ей помогли взобраться. Тоже закурила. Потом повторила то, что сказал Смирнов:

— Мартышкин труд. Следы оплыли, окурок нужный раскис до безобразия. Хотя один следок любопытный я загипсовала.

— Поехали домой? — предложил Андрей Дмитриевич.

— Домой! — злобно пробурчал Александр. — Дом-то мой — вот он, рукой подать. А нам в присутствие ехать надо, Витеньку Ящика колоть, пока теплый.

Большой Коптевский, Красноармейская, у стадиона «Динамо» вывернули на Ленинградское шоссе, у Пушкинской свернули на бульвары. Вот и Петровка, дом родной, и огни во всех окнах родного дома. Незаметно, по-весеннему быстро стемнело.

В его кабинете Ларионов продолжал допрос несчастного Витеньки. Похмельный Витенька потел, маялся.

— Устал, Сережа? — осведомился у Ларионова Александр. Тот не успел ответить — встрял в разговор Ящик:

— Это я устал, кончайте мотать!

— Здесь ты не устал, Витенька, здесь ты слегка утомился. Уставать будешь в зоне лагеря особо строгого режима. — Смирнов сел на свое место, которое освободил Ларионов, устроился поудобнее. — Ты можешь отдыхать, Сережа. Только скажи, на чем остановились.

— Да все на том же, Александр Иванович.

— Дурак ты, Ященков, — с сожалением констатировал Смирнов.

— Не дурнее некоторых, — Витенька ощетинился, глянул на Александра гордым глазом. — Мне перо в бок получать ни к чему.

— Эге! — обрадовался Александр. — Уже кое-какие сдвиги.

— Вокруг да около пока, — пояснил Ларионов. Он не ушел, скромно сел на стул у стены. Смирнов выбрался из-за стола, подошел к Ященкову, взял за грудки, рывком поднял.

— Бить будете? — весело осведомился Витенька.

На это ничего не ответил майор Смирнов, не счел нужным отвечать. Он смотрел в мутные, в похмельных жилках Витенькины глаза.

— Вместе со мной моли Бога, мразь, чтобы фронтовик тот выжил! Он четыре года, от звонка до звонка, под пулями, он тебе, подонок, жизнь вручил, а ты его — в ножи!