Арне Даль - Дурная кровь

От однообразия можно было свихнуться. Не последнюю роль в этом играла обстановка. Стены были небрежно выкрашены в светло-желтый цвет и покрыты толстым слоем пыли, люминесцентные лампы заливали коридор резким неприятным светом, вдобавок ко всему настойчиво напоминал о себе мочевой пузырь — нападения с этой стороны Нюберг не ожидал, и оно показалось ему особенно коварным.

Принесли еду для Уэйна Дженнингса. Момент был очень ответственный. Но кастрюля с супом остывала на столе, а охрана все не могла оторваться от игры в “очко”. Переполненный мочевой пузырь нестерпимо болел, и Нюберг никак не мог дождаться конца игры. Что тут так долго играть? Раз-два и готово, двадцать одно очко!

Охранники неприязненно косились на него. Наконец они взяли поднос с супом, хлебом и кружкой молока и приготовились войти в камеру.

Они вошли. Заперли за собой дверь. Нюберг остался в коридоре. Он вынул пистолет, снял его с предохранителя и, держа оружие здоровой левой рукой, направил его на дверь. Боясь даже думать о том, что может произойти, Нюберг, сидя в пяти метрах от двери, был готов стрелять на поражение.

Время тянулось медленно. Охранники не появлялись. С каждой секундой сомнения таяли. Нюберг уже забыл про то, что хотел в туалет.

Дверь тихо скрипнула.

Увидев перед собой Нюберга и направленное прямо в сердце дуло пистолета, Уэйн Дженнингс, похоже, удивился:

— Гуннар Нюберг, — произнес он. — Какая встреча!

Нюберг резко встал, эхо от упавшего стула раскатилось по коридору, который сейчас напомнил Нюбергу нору хищного зверя.

Он прицелился в самое сердце. Дженнингс сделал шаг вперед.

Нюберг выстрелил. Два выстрела в сердце. Уэйна Дженнингса отбросило назад. Он упал и остался лежать на полу.

Нюберг сделал два шага вперед, продолжая держать Дженнингса под прицелом.

Уэйн Дженнингс встал.

Он улыбался. Но в глазах его был лед.

Нюберг вздрогнул. С расстояния в два метра он разрядил пистолет в грудь кентукского убийцы. Дженнингс опять упал.

Гуннар Нюберг уже приблизился к нему почти вплотную.

Дженнингс снова поднялся. Черные следы от выстрелов ярко выделялись на белой рубашке. Дженнингс улыбался.

Нюберг снова нажал на курок. Осечка. Отбросив пистолет, Нюберг вложил все силы в мощнейший апперкот. Теперь Дженнингсу не подняться.

Удар пришелся по воздуху. Противника не было. И тут же тело Нюберга пронзила острая боль. Его крупное тело конвульсивно дернулось. Он увидел, что лежит на полу, а Дженнингс нажимает какую-то точку на его шее. Лицо Дженнингса находилось в нескольких сантиметрах от его лица. Дело приняло серьезный оборот.

— Ты должен меня забыть, — сказал Уэйн Дженнингс. — Ты должен вычеркнуть меня из памяти. Иначе тебе не будет покоя.

Он отпустил Нюберга. Нюберг попытался сесть, но судороги не прекращались.

Последнее, что он услышал, проваливаясь в черноту, был голос:

— Я — Никто.

Дождь не прекращался. Движение на части стокгольмских улиц было перекрыто. Некоторые исторические здания начали протекать, и потребовалась срочная эвакуация жителей. Еще хуже обстояло дело в пригородах. Там затопило целые жилые массивы. Несколько регионов Швеции после бури остались без электричества и телефонной связи. Ситуация была почти катастрофической.

Полицейское управление, однако, продолжало работать в полную силу. Хотя комнату заседаний можно было называть “штабом” только с большой натяжкой. Эти жирные кавычки постоянно напоминали о себе и, казалось, хохотали прямо в лицо членам “Группы А”.

— Надо было стрелять в голову, — твердил Нюберг. — Хоть бы один выстрел в череп! Боже, какой я идиот!

— Откуда тебе было знать, что он снял с охранника пуленепробиваемый жилет?

— Я не должен был пускать их в камеру!

— Мы многого не учли, — мрачно проговорил Хультин. — И изрядно напортачили.

Он посмотрел на Нюберга со своей кафедры. Вид у того был жалкий. К сломанному носу и руке прибавился большой бандаж на шее. Строго говоря, Нюбергу следовало быть не здесь, а дома. Отлеживаться после двух сотрясений мозга. Но разве он уйдет?

Совиные очки на носу — единственное, что осталось от прежнего Хультина. Куда девалось его холодное самообладание? Он заметно постарел, съежился, растерял былой апломб и уверенность. Удастся ему оправиться до пенсии или уже нет?

Говорил Хультин медленно, с усилием, почти по-стариковски:

— Ни Гуннар, ни охрана серьезно не пострадали. Служебное удостоверение Гуннара, при помощи которого Дженнингс покинул наше здание, было обнаружено несколькими часами позже в аэропорту Арланда, в мусорной корзине. Это его прощальный привет и благодарность нам за оказанную помощь, я так полагаю.

Он замолчал и погрузился в свои бумаги. Время шло. Наконец Хультин снова заговорил.

— В сцене, свидетелями которой мы стали, принимали участие не менее трех снайперов, стреляющих из автоматов с повышенной прицельной дальностью стрельбы. Видимо, они следили за нашим вертолетом до Висбю, доехали с нами до порта и расположились где-то наверху в домах. Может быть, эта операция — совместный проект ЦРУ и Саддама, но мы этого никогда не узнаем. Так же как никогда не узнаем, что хотели рассказать о войне в Персидском заливе три офицера, дезертировавших из армии Саддама. Об этом придется забыть. Телами убитых займутся специальные службы.

Вы знаете, что нам пришлось обратиться за помощью в СЭПО, теперь этим делом займется Служба безопасности. Средства массовой информации ни о чем не знают, да и что мы могли бы им сказать, если бы даже захотели? Дело не раскрыто, люди продолжают скупать оружие и нанимать охранников. И может, правильно делают. Вы все слышали, как Фаузи Улайви, когда мы его отпускали, назвал нас убийцами. Он прав. Мы рассекретили его. Неизвестно, успеет он скрыться или его найдут и казнят. Он, Герман Бенгтссон и супруги Линдбергер представляли в Швеции организацию “Орфеус Лайф Лайн”. Теперь от шведского филиала ничего не осталось.

Хультин замолчал. Он выглядел старым и усталым. Дело расследовано, убийца найден, но голова Хультина может полететь с плеч. Не исключено, что его, как того полицейского, что расследовал дело об убийстве Улофа Пальме, обвинят во всех смертных грехах и вынудят уйти со своего поста. И это, в общем, справедливо — хотя и по совсем другим причинам.

— Кто хочет что-нибудь добавить? — спросил Хультин.

— Через несколько часов после смерти Юстине Линдбергер с ее счета сняли все деньги, — сказал Арто Сёдерстедт. — Остается надеяться, что это сделали представители “Орфеус Лайф Лайн” и что им удалось спасти остатки своего капитала. Если нет, значит, деньги пошли на зарплату Уэйна Дженнингса. Огромная квартира четы Линдбергер отойдет их богатым родственникам. “Орфеус” лишился штаб-квартиры в Швеции и четверых самых активных сотрудников.