Николай Чергинец - Приказ №1

Первую стопку, как водится, выпили за знакомство, вторую — за спокойную жизнь. А наливка оказалась с подвохом: вишня была настояна на спирту. Хозяин налил по третьей стопке и, когда выпили, пояснил:

— Соседи у нас — цыгане. Иногда спиртом приторговывают. Вот и мы разжились у них.

— Спирт — это хорошо, — прицмокнул языком Алимов и неожиданно спросил: — А нам они не продадут?

— Если не по знакомству, то не продадут, — покачала головой хозяйка. — Они люди хитрые, к ним на козе не подъедешь.

Хозяйка говорила по-белорусски, и Шяштокасу, который в тюрьме продолжительное время общался с белорусами, не терпелось заговорить со старушкой на ее родном языке. Но он понимал, что сейчас этого делать не следует: можно вызвать подозрения. Спросил по-русски:

— А почему к этим цыганам нужен особый подход?

Хозяин успел слегка охмелеть. Он пренебрежительно махнул рукой:

— А что о них говорить! Жулье — оно везде жулье.

— Жулье-то жулье, — вмешалась хозяйка, — а ты погляди, как они живут: две коровы, свиньи три или четыре держат, харч всякий, даже сахару и соли по горло. И никто нигде не работает. Как они все это добывают?

— И даже спирт, — подогрел хозяйку Алимов.

Старик снова потянулся к графину. Хозяйка хотела было помешать ему, но уж больно ей по душе постояльцы пришлись — промолчала. Шяштокас предложил тост за хозяйку; та даже зарделась от удовольствия и смущенно пробормотала:

— Ну что вы! Чем за меня пить, выпейте лучше за здоровье.

Но Алимов поддержал друга:

— Нет, что вы, Петровна, видно ж, что хозяйка вы справная: и в доме все блестит, и гостей попотчевать можете, так что непременно — за вас. — Он первым опрокинул стопку. Подождал, пока выпьют хозяева, и осторожно возвратился к интересующей его теме: — Нет, что ни говори, а есть люди, которые даже в такое время жить умеют. А вот возьмите меня. Уже год, как язвой желудка маюсь. И врачи рекомендуют иногда немножко спирту выпить, а достать не могу. — Он внезапно повернулся к хозяйке. — Так что, пока там до знакомства дойдет, будем, Петровна, вас просить купить у них немножко спирту.

— Добра, коли треба, — схожу, мне яны не откажут.

— А семья у них большая?

— У цыган-то? — переспросил старик и безнадежно махнул рукой. — А кто их знает. Вроде как пять человек, да мы вот с ними рядом уже восемь годков живем и почти каждый день все новых видим. А, что с них возьмешь? Цыгане и есть цыгане. Ну их к лешему! — неожиданно оборвал разговор хозяин и уже в который раз оторвал руку от поясницы. — Вы лучше скажите нам, хлопцы, скоро войне конец аль нет? Неужели германца так и оставим на нашей земле? Весна вон уже на дворе, пахать пора, а мужики все или на фронте, или, как вы, на военных заводах и фабриках. Так ведь вся Россия без хлеба может остаться.

Старик, разумеется, прекрасно понимал, что ответа на свой вопрос не получит. Ему просто хотелось выговориться, излить перед кем-то душу, думку беспокойную выложить; он сидел за столом скособочившись и, пьяно вздыхая, говорил:

— Я, конечно, человек маленький и многого знать не могу. Оттого, может, меня вопросы и донимают. Ну зачем, скажите, царю нужна была эта война? Что, земля ему германская понадобилась? Так у нас ее своей сколько хочешь, даже пота селянского не хватает, чтобы полить ее. И еще непонятно мне: царю, значит, отставку дали, а войну, которую он заварил, продолжаем. Выходит, она не только ему одному нужна была? Это ж тысячи людей каждый день гибнут. Не пойму, кому это надо.

Старик быстро пьянел, и вскоре речь его стала бессвязной, неразборчивой. Хозяйка с помощью Алимова и Шяштокаса отвела его в другую комнату, уложила на кровать. Старик тут же заснул.

Алимов и Шяштокас, поблагодарив хозяйку за угощение, распрощались.

— Первый шаг сделан, — легонько хлопнул друга по плечу Алимов, едва они свернули за угол. — Теперь надо с соседями познакомиться. Знаешь, у меня идея: завтра к цыганам вместе со старухой пойдешь и ты.

— А что я им скажу, чего это сразу к ним попрусь?

— А скажешь ты им вот что...

И теперь уже Алимов начал излагать Шяштокасу свой план.

Первое, о чем подумал Михайлов, — что голос одного из нападавших ему знаком. Двое перегораживали им с Соней дорогу, а один оказался за спиной. «Оружие у них, конечно, есть, — обдумывал положение Михайлов, — вон и руки держат в карманах. Но вряд ли прямо здесь, на улице, да еще недалеко от штаба, они откроют стрельбу».

У Михайлова тоже был наган. В правом кармане шинели. Но как незаметно достать его? А тут еще Соня. Она настолько испугалась, что вцепилась именно в правую руку мертвой хваткой. Чтобы выиграть время, Михайлов заговорил:

— Ну что ты, Сонечка? Не волнуйся, сейчас разберемся, в чем дело. — Сам же тем временем попытался освободить руку, чтобы выхватить наган. Нет, не удается. Он затылком чувствовал бандита, находившегося за спиной. Все наверняка следили за каждым его движением. И Михайлов, успокаивая жену, обнял ее за плечи. Тот же грубый голос спросил:

— Ну что, товарищ Михайлов, побеседуем?

«Черт возьми, так это же Чарон! — узнал наконец шпика Михайлов. — Но мне же Гарбуз сказал, что Чарона нет в живых. Неужели он обманул городской комитет и не исполнил приговор?»

Изо всех сил сохраняя спокойствие, он сказал:

— Вы, Чарон, в своем амплуа. Что вам угодно?

— Смотри-ка, узнал-таки! — удивился Чарон. — А я думал, креститься начнет, увидев перед собой покойничка, которому сам на подпольном суде требовал расстрела. — И тут же скомандовал: — А ну, марш в арку. Там, во дворе, и поговорим.

Михайлов хорошо изучил этот район и знал, что за аркой нет никакого двора — только развалины трех домов. Замысел бандитов был ясен: отвести в развалины и там убить. Самое важное сейчас — чтобы его не стали обыскивать. Скорее всего, они думают, что он безоружен. Надо воспользоваться этим! И Михайлов, слегка остановив Соню, с готовностью шагнул в черную пасть арки. Всего на секунду его правая рука оказалась вне поля зрения нападающих, но этого было достаточно. Михайлов выхватил наган, большим пальцем взвел курок и выстрелил в ближайшего бандита. Бил в упор, промах был исключен, и поэтому он, не мешкая, выстрелил во второго. Под сводами арки выстрелы гремели гулко и раскатисто. Метнулся назад, на тротуар. И вовремя: оставшийся бандит успел достать револьвер и целился в Соню. Михайлов опередил его — выстрелил, а сам одним рывком затащил вконец растерявшуюся жену под арку. Очевидно, бандит был ранен: он как-то неестественно подпрыгнул и бросился бежать вдоль стены дома. Михайлов огляделся: они с женой были одни.

Казалось, грохот выстрелов должен был поднять на ноги всю округу, но в наступившей вдруг тишине Михайлов слышал лишь всхлипывания Сони да свое собственное громкое дыхание. Двое сраженных его пулями бандитов лежали рядом. Михайлов попытался рассмотреть, нет ли еще кого-нибудь под аркой, но лишь черная тревожная темень стояла под каменным сводом. Он протянул жене наган: