Ежи Эдигей - По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его дело. Внезапная смерть игрока. Идея в семь миллионов

— Но ведь с тех пор прошло много лет, события тех дней давно изгладились из памяти.

— А из сердца доктора?

— Трудно сказать, — признался поручик.

— Мы в ходе следствия упустили с тобой из виду одну важную деталь, — продолжал полковник. — Тебе надо будет срочно этим заняться.

— Слушаю вас?

— Яд. Как-никак цианистый калий на улице не валяется и его не купишь в первом попавшемся киоске.

— Я об этом думал, — ответил поручик, — но тут дело довольно-таки ясное. Ведь Войцеховские — химики. В подвале виллы у них прекрасно оборудованная лаборатория. Изготовить в ней четверть грамма цианистого калия не составит особого труда. Такими же возможностями располагает и профессор Бадович. О Лепато не приходится и говорить. Артисточка, пожалуй, для этого слишком глупа.

— Ну, если ты, офицер милиции, ведущий следствие, считаешь ее глупой, значит, она достаточно умна. Но причастна ли она к отравлению, покажет будущее. А пока надо проверить, имела ли она доступ к яду. Вполне возможно, что она могла достать его у Лехновича.

— У Лехновича?

— А почему нет? Он ведь тоже химик. Изготовление цианистого калия не составляло для него ни тайны, ни трудностей.

— Но он не дал бы ей яда.

— Почему? Ей ничего не стоило придумать, скажем, какую-нибудь байку о том, что надо травить крыс. И для убедительности использовала какое-то количество яда, а остальное приберегла для своего жениха. В такого рода историях следует принимать в расчет разные варианты.

— Слушаюсь, я проверю.

— Ну и ладно. А теперь приготовь все для ведения протокола. Скоро десять.

Профессор Бадович гневался только по телефону. В управлении спесь с него сразу спала. Он не упоминал больше о материальной компенсации и возвращении домой. Сведения о себе излагал тихим, спокойным голосом, за которым чувствовалось, однако, скрытое волнение.

— Вы, профессор, на предварительном опросе дали нам свои показания. К сожалению, в них, как, впрочем, и в показаниях других участников трагического события, просматривается немало несоответствий, — начал допрос полковник. — Мы хотим предоставить вам возможность уточнить ваши первичные показания. Вы, конечно, понимаете, что следствие по делу об убийстве — дело неординарное. Шутки здесь неуместны. Итак, я вас слушаю.

— В основе своей мои показания абсолютно достоверны, — возразил Бадович. — Я и сейчас их подтверждаю в полном объеме. В карты я действительно играл за другим столом и ссору слышал только краем уха. В соседнюю комнату я вышел, когда Лехнович был уже мертв или, во всяком случае, при смерти.

— А все остальное?

— Что — остальное? Мои лестные отзывы о Лехновиче? Что делать — такова традиция. О мертвых плохо не говорят. Разве вам доводилось читать хотя бы один некролог, в котором вместо: «Неоценимый, самоотверженный и знающий свое дело работник, чистой души человек» было написано: «С удовлетворением сообщаем о смерти имярек, наконец-то наш коллектив избавился от лентяя и дебошира» или «С душевной радостью встретила смерть своего пьяницы-мужа счастливая вдова».

При одной мысли о такого рода некрологе сидевший за машинкой поручик едва не прыснул со смеху. Полковник, в свою очередь, вынужден был про себя признать, что имеет дело с незаурядным противником, и поэтому решил говорить с ним жестко.

— Вы прекрасно понимаете, что в случае, когда речь идет об убийстве, подобного рода условностям не место.

— Давая первые свои показания, — профессор усмехнулся, — я находился под впечатлением заверений некоего известного кардиолога, что смерть Лехновича — классический случай инфаркта. У меня не было ни малейших оснований подвергать сомнению заключение врача. Надеюсь, вы не предполагаете, что я с самого начала знал правду? Ведь правду знал только убийца. Надеюсь, в убийстве вы меня не подозреваете?

— Подозреваются все, находившиеся в тот вечер на вилле Войцеховских. А у вас имелись серьезные мотивы разделаться с Лехновичем, — решил пустить пробный шар полковник.

Бадович остался спокоен.

— Тот факт, что вам известно о нашей ссоре с Лехновичем, — ответил он, — лишь упрощает дело Действительно, доцент совершил по отношению ко мне беспрецедентную подлость, но это отнюдь не по вод для убийства. Дать по физиономии этому мерзавцу или привлечь его к ответу на президиуме Академии наук — это еще куда ни шло. В конце концов. потеря для меня десяти — пятнадцати тысяч злотых не так уж страшна.

— В нашей практике встречаются случаи, когда убивают и за меньшие суммы, — не отступал полковник.

— Свою репутацию я защитил. К счастью, у меня имелись письменные доказательства того, что я просто-напросто был введен в заблуждение. А вот Лехнович, эта «восходящая звезда польской химии», действительно рисковал всей своей карьерой.

— Жажда мести порой лишает человека рассудка.

— Я не отношусь к категории людей, легко теряющих рассудок.

— Попрошу вас подробнее рассказать всю эту историю.

— К чему, если она вам известна?

— Известна, но не из ваших уст. Кроме тою, я считаю необходимым ее запротоколировать.

— Как вам будет угодно, — согласился Бадович. — Дело обстояло следующим образом. Силезский политехнический институт издавна сотрудничает со многими промышленными предприятиями. В том числе и с химическим заводом в Освенциме. За выполненные исследовательские работы институт выставляет счета, а специалисты, занятые выполнением этих работ, соответственно получают дополнительно надбавку к заработной плате или премии. Причем нередко вознаграждение они получают непосредственно от предприятий. Одним словом, формы оплаты практикуются разные. Но все сотрудники, конечно, заинтересованы в таких дополнительных заработках.

— Естественно, — согласился полковник.

— Более года назад мы, то есть возглавляемый мною коллектив, получили заказ от химического завода в Освенциме. Работа предстояла серьезная, а главное — интересная. Не стану здесь говорить, к чему она сводилась, ибо это не имеет отношения к следствию. Да и вообще речь идет о проблемах чисто научных и сугубо специальных. Скажу только, что на решение их требовался по меньшей мере год, а то и значительно больше. Завод спешил, да и мы были заинтересованы в скорейшем получении итоговой формулы. Я знал, что подобная проблема исследуется также институтом химии ПАН в Варшаве. Работал над ней Лехнович со своими сотрудниками.

— И тоже для Освенцима?

— Нет, они эту работу делали для Полиц или Дольного Бжега. Точно не знаю, меня это не интересовало. В целях ускорения работы я предложил доценту сотрудничество и взаимный обмен результатами экспериментов. Часть исследований должны были делать мы у себя в институте, а часть — они в Варшаве. Таким образом, и для них и для нас это упрощало работу и позволяло избежать дублирования в проведении многих экспериментов.