Ежи Эдигей - По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его дело. Внезапная смерть игрока. Идея в семь миллионов

— К сожалению, в данную минуту я пока еще не имею права говорить, тайна следствия. Но не позже субботы истина будет установлена. Я понимаю, что должен вам объяснить некоторые вещи.

— Ах, разве дело в этом! Я вообще предпочитала бы ничего не знать.

— Возможно, нам придется попросить вас с мужем о помощи.

— Ну конечно же, пожалуйста. Мы сделаем все необходимое. Вы можете вполне рассчитывать и на меня, и на мужа.

— Об этом мы поговорим несколько позже. А пока, — продолжал полковник, — я хотел бы пояснить, с какой целью позволил себе пригласить вас сегодня к нам.

— Право, это мелочи.

— В предыдущую нашу встречу я допрашивал вас, можно сказать, неофициально, мы, скорее, просто беседовали о событиях той трагической субботы. Но закон есть закон, и в следственном деле должен фигурировать наряду с другими документами протокол допроса Эльжбеты Войцеховской.

— Поверьте, это все пустяки. Вы можете задавать мне любые вопросы и записывать все, что вам необходимо.

— Мне не хочется злоупотреблять вашим временем, поэтому, основываясь на нашем предыдущем разговоре, я составил краткий протокол. Вам остается его только прочитать и подписать. Если я что-нибудь исказил, пожалуйста, поправьте, а если упустил — допишите. Все это не только разрешается, но и крайне желательно.

Говоря это, полковник достал из ящика пачку цветных листов с машинописным текстом, протянул их Войцеховской и добавил:

— Мы провели у себя интересное усовершенствование. Надеюсь, оно приживется в следственном отделе. Теперь мы будем готовить протоколы в нескольких экземплярах на разного цвета бумаге, и сразу будет ясно: белый — для суда, красный — для прокурора, зеленый, традиционно, — для адвоката, а голубой — для нашего служебного пользования, желтый — в архив. Это очень удобно. Прошу вас, прочтите и подпишите. Но не все, а только экземпляр на голубой бумаге для нас.

Войцеховская внимательно читала протокол.

— Знаете, у меня нет никаких замечаний, — сказала она, закончив чтение. — Здесь все верно.

— Ну и прекрасно. А то я опасался, что придется переписывать или, того хуже, проводить весь допрос заново.

— Тоже ничего страшного не случилось бы.

— Хорошо. Вот вам ручка, подпишите, пожалуйста, все голубые экземпляры.

Войцеховская подписала листы и вернула всю пачку полковнику.

Немирох вложил документы в папку и спрятал ее в стол.

— Большое спасибо и еще раз простите за беспокойство.

— Вы что-то говорили о нашей вам помощи?

— Да. У нас большая просьба к вам обоим, и к мужу и к вам.

— А в чем дело? Вы так об этом говорите, словно речь идет о чем-то чрезвычайно важном.

— Для нас это имеет принципиальное значение, — пояснил полковник. — Следствие все еще пока сталкивается с определенными трудностями, необходимо уточнить буквально по минутам, как протекала игра, момент начала ссоры и время смерти Лехновича. Показания свидетелей очень разнятся в деталях. Поэтому мы хотим обратиться к вам с просьбой разрешить провести у вас дома следственный эксперимент.

— Только и всего? — Пани Войцеховская сразу успокоилась. А я-то уж думала бог знает что! Конечно, мы согласны. А как вы сможете провести этот эксперимент?

— Очень просто. Мы соберем всех присутствовавших в тот вечер в комнате, где разыгрались трагические события, и секунда за секундой будем их воспроизводить.

— Но ведь господин Лепато уехал в Англию. Нет и профессора Бадовича. Ну и, к сожалению, нет Лехновича.

— Лехновича заменит поручик Межеевский. Он даже немного фигурой похож. Профессора Лепато я постараюсь сам заменить, а Бадович во время ссоры находился в соседней комнате, так что свидетелем фактически не был, без него можно обойтись.

— Как сочтете нужным, — согласилась Войцеховская.

— Давайте договоримся о времени.

— Когда вам будет угодно.

— Лучше, наверное, избрать такой день, чтобы не нарушить планов профессора. Мы ведь знаем, как он занят.

— Может быть, в субботу? В этот день у мужа лекции только с утра. После обеда лаборатория не работает. Поэтому обычно все дружеские встречи мы проводим по субботам. А в воскресенье муж любит повозиться у себя в домашней лаборатории либо пишет.

— Нас тоже суббота устраивает. А в котором часу?

— Может быть, в пять?

— Прекрасно. Итак, в субботу, в пять.

— Я должна сообщить всем остальным?

— Нет, не надо. На сей раз на бридж мы приглашения разошлем сами, думаю, нам никто не откажет.

— Все? Я могу быть свободна?

— Да, все. Еще раз, спасибо.

— В таком случае — до субботы.

— Поручик, прошу вас, проводите пани Войцеховскую.

— Спасибо. Я теперь и сама найду дорогу. — Войцеховская попрощалась и вышла из кабинета.

— Ну и женщина! Высший класс! — восхитился Межеевский. — Как она великолепно владеет собой. Не приходится удивляться, что у нее не дрогнула рука отправить Лехновича на тот свет. Она разговаривала с вами так, словно не имеет к делу ни малейшего отношения. Не будь мне известны показания Потурицкого и если бы я собственными глазами не видел фотографий, то готов был бы присягнуть, что она — сама ходячая добродетель.

— Таковы женщины, — философически заметил полковник.

В субботу все явились точно в назначенное время. Буквально за несколько минут до пяти. Способствовало тому не только предупреждение, отпечатанное на оборотной стороне милицейского «приглашения на бридж», как назвал эту повестку полковник Немирох, но и простое человеческое любопытство.

В роли «хозяина дома» выступал поручик Межеевский. Он встречал гостей и провожал в библиотеку, где их ожидали профессор Войцеховский с женой и полковник Немирох. Тут гости располагались вокруг карточного столика и у письменного стола. Когда все собрались, Немирох обратился к присутствующим:

— Сейчас мы с профессором на минуту оставим вас, чтобы привести соседнюю комнату в тот вид, какой она имела в вашу последнюю здесь встречу.

— Что я должен делать? — спросил профессор.

— Мне нужен столик на колесиках, бокалы и цветные круглые салфетки, на которых они тогда стояли. Ну и еще, может быть, немного чая, который мы нальем вместо коньяка.

— Зачем вместо, у меня найдется и настоящий коньяк.

— Где стоял столик? — спросил поручик, вкатив его из кухни, где он обычно стоял.

— Вот сюда, пожалуйста, — показал профессор, доставая тем временем из серванта бокалы и салфетки.

Межеевский все расставил, как ему было указано, и в каждый бокал налил коньяка. Профессор с помощью полковника придвинул к карточному столику кресла и положил на зеленое сукно две колоды карт, стремясь максимально восстановить обстановку той трагической субботы.