Ежи Эдигей - По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его дело. Внезапная смерть игрока. Идея в семь миллионов

— Да, еще: женщины тогда пили ликер, а Эльжбета — красное вино, — напомнил Войцеховский.

— Можно и без ликеров. Ведь все женщины находились тогда в соседней комнате, а вот фужер с вином надо поставить.

— Не будем обижать наших милых дам. — Профессор налил в две высокие рюмки ликер, а в фужер — вино.

— Прошу всех сюда, — раздвинул поручик стену, перегораживающую комнату. — Будьте добры, займите свои места. Полковник Немирох заменит отсутствующего профессора Лепато.

Гости сели за стол. Ясенчак машинально принялся тасовать лежащую перед ним колоду карт.

— Теперь прошу внимания, — продолжал Межеевский. — Сейчас мы должны постараться воспроизвести с предельной точностью весь ход событий с того момента, когда профессор Войцеховский подошел к столику, чтобы успокоить спорящих. Я заменю покойного Лехновича. Он здесь стоял?

— Нет, — поправила Мариола Бовери, — немного левее. Между мной и полковником, то есть тогда — между мной и господином Лепато.

Межеевский подвинулся и встал на указанное место.

— А где была пани Войцеховская? — спросил полковник.

— Я стояла за спиной доктора Ясенчака, но не произнесла ни слова.

— Будьте добры, встаньте на то же самое место, — попросил Немирох.

Пани Эльжбета послушно выполнила его указание.

— А теперь кульминационный момент ссоры: адвокат вскакивает со своего места, прошу вас, пан Потурицкий, а я — Лехнович — со сжатыми кулаками подхожу к нему. Так все было?

— Так, — подтвердили все присутствующие.

— Хорошо. Включайтесь вы, пан профессор. Кстати, я думаю, монологи и реплики мы без необходимости воспроизводить не будем, только действия или когда без реплик не обойтись. Прошу вас.

Войцеховский, точно так же как в ту трагическую субботу, спросил у всех присутствующих, на какого цвета салфетках стоят их бокалы, и, подойдя к столику, стал их раздавать.

— А твой, Стах? — включилась Эльжбета Войцеховская, воспроизводя свой вопрос, адресованный тогда Лехновичу.

— Голубой, — решительным тоном ответил поручик.

Хозяйка дома подошла к столику и вернулась с двумя бокалами в руках. В одной руке она держала бокал с вином, в другой — с коньяком. Коньяк она подала Межеевскому.

— Стоп! — воскликнул полковник.

Все вопросительно взглянули на Немироха.

— Сейчас прошу всех подойти к столику и посмотреть…

Все девять человек, собравшихся в комнате, окружили столик. Первой разобралась в ситуации Марио-ла Бовери:

— Но тут вообще нет салфетки голубого цвета, — воскликнула она удивленно. — Но зато здесь две розовых. А тогда — я хорошо помню — была одна голубая.

— Браво! — похвалил ее полковник.

— Ничего не понимаю, — пробурчал адвокат.

— Пани Эльжбета, — обратился к хозяйке дома полковник, — мне крайне неприятно, но, к сожалению, я вынужден выдать одну вашу маленькую тайну. Видите ли, — обратился он ко всем, — дело в том, что пани Войцеховская — дальтоник. Довольно редко случается, чтобы дальтоником была женщина, а кроме того, различая основные цвета спектра: желтый, зеленый, синий, красный, — не отличает некоторых пастельных тонов — к примеру, пани Эльжбета не отличает голубого тона от розового, если эти тона одинаковой степени интенсивности. А в итоге это кончилось трагически для Лехновича, которому пани Войцеховская ошибочно подала бокал, предназначенный не для него.

— Не для него? — вскрикнула Войцеховская.

— Как свидетельствуют имеющиеся у нас фотографии, да, впрочем, это заметил и адвокат Потурицкий, пани Эльжбета, не различая тонов, подала доценту бокал, стоявший на салфетке другого цвета. А его бокал, стоявший на голубой салфетке, остался нетронутым. К счастью, на фотографии отчетливо видно, на каких именно салфетках нет бокалов. Таким образом, стало ясно, что Лехнович выпил коньяк не из своего бокала, а из бокала, под которым была салфетка розового цвета.

— Позвольте, розовая салфетка была у меня! — Войцеховский был явно удивлен и взволнован.

— В том-то и дело, профессор, что цианистый калий, находившийся в этом бокале, предназначался именно для вас. Тем, что вы остались живы, вы обязаны, можно сказать, дальтонизму своей жены.

— Зигмунт! — Эльжбета лишь теперь осмыслила весь ужас происшедшего и импульсивно прижалась к мужу, словно стремясь убедиться, что он действительно жив и стоит тут, рядом с ней.

— Я чувствую себя обязанным объяснить вам всем и свое порой, скажем прямо, не слишком деликатное поведение, и весь ход расследования. Поскольку это потребует некоторого времени, может быть, нам лучше присесть, — предложил полковник.

Он придвинул к себе кресло, поудобнее уселся и, окруженный слушателями, начал рассказ.

— Скажем откровенно, дело с самого начала представлялось довольно загадочным. Не оттого, что в «приличном обществе» совершено убийство, такие вещи случаются. Но вот мотивы преступления казались нам либо недостаточно вескими, либо давно утратившими свою актуальность. Мы перебрали все возможные варианты, но концы с концами не сходились. Кроме одного… — полковник сделал многозначительную паузу.

Все с напряженным вниманием ждали продолжения.

— Да, так вот: кроме одного варианта, когда мы попытались перевернуть, если можно так сказать, картину наоборот и положить в основу рассуждений версию, что убийцей является сам Лехнович. И тут вдруг все факты начали совпадать и выстраиваться в логически четкую систему.

— Невероятно! — прошептала Эльжбета, все еще продолжая судорожно держать мужа за руку.

— В конечном итоге, — продолжал полковник — не составило особых трудностей выявить среди собравшихся в ту роковую субботу за бриджем потенциальную жертву Лехновича. Задача облегчалась тем, что яд был всыпан в бокал, стоявший на розовой салфетке, салфетке профессора Войцеховского.

— Но за что?! — Эльжбета никак не могла смириться с мыслью, что ее мужу грозила смертельная опасность, и притом от руки любимого ученика.

— Мотивы для убийства профессора Войцеховского Лехновичем в ходе следствия также выявлены с полной очевидностью. На путь преступления Лехновича толкнули непомерное честолюбие, жажда денег и карьеры. Денег и карьеры — любой ценой, — объяснил полковник, — даже ценой жизни своего учителя.

— Я всегда считал, что он редкий подлец, — пробормотал Потурицкий.

Полковник Немирох, сохраняя внешнюю невозмутимость, продолжал:

— Следствием доподлинно установлено, что Лехнович убийством профессора Войцеховского стремился не только расчистить себе дорогу к кафедре в Политехническом институте, но и присвоить открытие профессором нового полимера, над которым сейчас работает институт, с целью продажи этого открытия одной из американских авиационных фирм. Для этого ему необходимо было, чтобы работы над созданием нового вещества были задержаны или вообще временно прекращены. Таким образом, устранением профессора Войцеховского Лехнович рассчитывал убить сразу двух зайцев.