Стивен Кинг - Кто нашел, берет себе /Что упало, то пропало/

— А она выглядит горячей штучкой, Брейди. Она была горячей женщиной? Такая развратная мамочка?

Нет ответа.

— Я только потому спрашиваю, что, когда мы влезли в твой компьютер, увидели несколько откровенных ее фотографий. Ну, знаешь, пеньюарчик, нейлоновые чулочки, лифчики, трусики. Она в таком виде мне показалась очень ничего. Остальным копам тоже, когда я показал им снимки.

Несмотря на то, что эту ложь он произносит с обычной распущенностью, это, по-прежнему не вызывает никакой реакции.

— Ты ее трахал, Брейди? Могу поспорить, что хотел.

Что это? Малейшее движение бровью? Еле заметное подергивание уголка рта?

Возможно, но Ходжес знает, что это вполне могло быть игрой его воображения, поскольку он хочет, чтобы Брейди его слышал. Никто в Америке не заслуживает больше соли на раны, чем этот кровей говнюк.

— Возможно, ты сначала убил ее, а потом трахнул? Так, можно обойтись и без любезностей, не так ли?

Ничего.

Ходжес сидит на стуле для посетителей и ставит фотографию обратно на столик рядом с одной из тех электронных книг «Заппит», которые Эл раздает пациентам, если кто-то просит. Он складывает на груди руки и смотрит на Брейди, который никогда не должен был выйти из комы, но вышел.

Хорошо.

Что-то такое.

— Ты притворяешься, Брейди?

Он всегда это спрашивает и ни разу не услышал ответа. Сегодня ответа он тоже не дождался.

— Вчера ночью в отделении покончила с собой санитарка. В туалете. Ты знал об этом? Имя ее пока не называется, но в газете написано, что она умерла от потери крови. Думаю, считается, что она перерезала себе вены, но не уверен. Если бы ты об этом узнал, могу поспорить, тебя бы это обрадовало. Ты же всегда был неравнодушен к хорошим самоубийствам, не так ли?

Он ждет. Ничего.

Ходжес наклоняется вперед, всматриваясь в пустое лицо Брейди, и говорит с жаром:

— Но вопрос в том — чего я не понимаю — как она это сделала. Зеркала в той комнате не стеклянные, а из полированного металла. Возможно, она воспользовалась зеркальцем со своей косметички или чем-то вроде, только для такого дела это слишком мелкое оружие. Все равно, как идти с ножом туда, где стреляют. — Он откидывается на спинку. — А может, у нее все же было чем? Ну, знаешь, бывают такие маленькие ножи швейцарской армии. В сумочке. У тебя был такой?

Нет ответа.

Или есть? У него появилось ощущение, очень сильное, что из-за пустого взгляда Брейди наблюдает за ним.

— Брейди, некоторые санитарки верят, что ты можешь отсюда открывать и закрывать воду у себя в туалете. Они думают, что ты это делаешь только для того, чтобы их напугать. Это правда?

Ничего. Но ощущение, что за ним наблюдают, а не ослабевает. Дело в том, что Брейди, действительно, любил самоубийства. Можно сказать, что самоубийства были его визитной карточкой. До того, как Холли успокоила его Веселым шлепанцем, Брейди пытался склонить Ходжеса к самоубийству. Не получилось … Но он преуспел с Оливией Трелони, бывшей владелицей «Мерседеса», который сейчас принадлежит Холли Джинн и на котором она планирует ехать в Цинциннати.

— Если ты можешь это сделать, сделай. Ну-ка. Покажи, на что способен. Прояви свой талант. Что скажешь, а?

Тишина.

Некоторые из санитарок считают, что после многочисленных ударов по голове, полученных в ту ночь, когда он пытался взорвать аудиторию «Минго», мозг Хартсфилда каким-то образом перестроился. Что многочисленные удары по голове наделили его … силой. Доктор Бабино говорит, что это просто смешно, это что-то вроде медицинских городских легенд. Ходжес уверен, что он прав, но ощущение, что за ним наблюдают, не исчезает.

Как и ощущение, что где-то глубоко внутри Брейди Хартсфилд смеется над ним.

Он берет электронную книгу, ярко-голубую. Один раз, побывав в клинике, он узнал от Библиотечного Эла, что Брейди нравятся анимированные заставки. «Он смотрит на нее часами», — сказал Эл.

— Нравится эта штука, да?

Ничего.

— Хотя ты с ней и справиться не можешь, да?

Ноль. Зеро. Пустота.

Ходжес кладет ее рядом с фотографией и поднимается.

— Посмотрим, что мне удастся узнать о санитарке. Чего не нарою я, нароет мой помощник. У нас есть источники. Ты рад, что эта санитарка умерла? Она тебя обижала? Она хлопала тебя по носу или крутила твою маленькую никчемную пипку, возможно, потому что ты переехал кого-то из ее друзей или родственников у Городского Центра?

Ничего.

Ничего.

Ночь …

Глаза Брейди возвращаются в глазницах. Он смотрит на Ходжеса, и на мгновение Ходжес цепенеет от ледяного, необъяснимого ужаса. Эти глаза мертвые, но за ними он видит что-то нечеловеческое. Их взгляд заставляет его вспомнить фильм о девочке, одержимой Пазузу. Затем глаза поворачиваются к окну, и Ходжес приказывает себе не быть идиотом. К тому же Бабино говорит, что Брейди уже восстановил все способности, которые мог восстановить, а это совсем немного. Он чистая Грифельная доска, и на ней не написано ничего, кроме того, что сам Ходжес испытывает к этому человеку, гнуснейшего существа из всех тех, кого он встречал за все годы работы в правоохранительных органах.

«Я хочу, чтобы он находился здесь, чтобы я мог делать ему больно, — полагает Ходжес. — Всего лишь. Окажется, что она поссорилась с мужем или была наркоманкой, и ее хотели уволить, или и то, и другое одновременно».

— Хорошо, Брейди, — говорит он. — Я валю отсюда. Сделаю так, чтобы обо мне одно упоминание осталась. Чтобы можно было забыть, как меня звали. Но должен сказать, как один друг другому, что у тебя действительно говняная прическа.

Нет ответа.

— Прощай, стало быть, аллигатор. До встречи, крокодил.

Он идет, осторожно закрыв за собой дверь. Если там еще осталось что-то от Брейди, хлопнуть дверью означало бы сделать ему удовольствие думать, что он действует Ходжесу на нервы.

Хотя, конечно же, действует.

Когда Ходжес уходит, Брэйди поднимает голову. Голубая электронная книга, лежащая рядом с фотографией матери, внезапно оживает. Под веселую музыку анимированная рыбка начинает метаться по экрану. Экран переключается на заставку со «злыми птичками», затем на «Модную Прогулку Барби», затем на «Галактического Воина». После этого экран снова гаснет.

В туалете из крана в раковину течет вода, затем перестает.

Брейди смотрит на изображение себя с матерью, улыбающихся, щека к щеке. Смотрит на нее. Смотрит на нее.

Фотография падает.

Дзинь.

26 июля 2014

Книгу ты пишешь, сидя в одиночестве в комнате. Так это делается. Первый набросок этой книги я написал во Флориде, несмотря на пальмы. Переписал я ее в Мэне, несмотря на сосны на крутом берегу прекрасного озера, где мелодично перекрикиваются гагары. Но ни в одном из этих мест я не был совсем одинок; мало кто из писателей работает абсолютно в одиночестве. Когда мне нужна была помощь, я ее получал.