Бен Уинтерс - Последний полицейский

– Сынок…

Ордлер в мундире, но без галстука, с расстегнутым воротом возник в полумраке освещенного единственным окном кабинета. Со скрещенными на груди руками – не человек, а могучий дуб. Меня охватывает трепет, позвоночник распрямляется сам собой, и я отзываюсь:

– Доброе утро, сэр!

– Так вот, молодой человек, – лейтенант Пол поднимает голову, и шеф чуть заметно кивает на нее, показывая, чтобы я слушал внимательно. – Так вот. Вы позавчера вмешались в инцидент в подвале…

– Что? О!..

Я краснею и начинаю объяснять:

– Это новенький, он еще неопытней меня… – Я сам отслужил всего шестнадцать месяцев. – Новичок привел подозреваемого на предварительное задержание по статье шестнадцатой. Лицо без определенного места жительства…

– Верно, – говорит Пол, и я вижу перед ней рапорт о том инциденте. Мне это совершено не нравится, я уже потею. Буквально потею, несмотря на холод в кабинете.

– И он, я имею в виду офицера, словесно оскорблял подозреваемого, что я счел неприличным и нарушающим правила департамента.

– И вы позволили себе вмешаться. С тем, чтобы, смотрите-ка… – Она снова опускает глаза и перелистывает розовую кальку рапорта: – …Процитировать соответствующий параграф агрессивным и угрожающим тоном.

– Думаю, я бы выразился иначе. – Я поглядываю на шефа, но тот смотрит на лейтенанта Пол – это ее шоу.

– Просто джентльмен случайно оказался мне знаком. Простите, следовало сказать «подозреваемый». Дюн Шепард, белый, мужского пола, пятидесяти пяти лет. – Пристальный, но безразличный взгляд Ирины Пол меня сбивает, как и безмолвное присутствие шефа. – Мистер Шепард был вожатым нашего скаутского отряда. Тогда он работал бригадиром электриков в Пианкуке, но, надо полагать, ему в последнее время пришлось тяжело. Рецессия…

– Официально, – тихо поправляет Пол, – на мой взгляд, это депрессия.

– Да, мэм.

Лейтенант Пол снова смотрит в рапорт. Вид у нее измученный.

Этот разговор происходит в начале декабря, в холодные месяцы сомнений. Семнадцатого сентября астероид вышел в соединение, был невидим из-за близости к Солнцу, и получить новые данные не удавалось. Поэтому шансы, которые неуклонно росли с апреля – трехпроцентная вероятность столкновения, десятипроцентная, пятнадцатипроцентная, – застряли в конце осени и начале зимы на пятидесяти трех процентах. Состояние мировой экономики сменялось от плохого к худшему и много худшему. Двенадцатого сентября президент счел нужным подписать «Акт о безопасности и стабильности» и дал добро на вливание федеральных субсидий в государственные и местные правоохранительные органы. Для Конкорда это означало, что всю молодежь – еще моложе меня, иногда прямо со школьной скамьи – прогнали через учебку, заменившую полицейскую академию. Мы с Макконнелл между собой звали их «ежиками», потому что все новобранцы были одинаково подстрижены, имели одинаковые младенческие личики, холодные глаза и нагло себя вели.

По правде сказать, случай с мистером Шепардом был у меня не первым столкновением с молодыми коллегами.

Шеф прокашливается, и Пол откидывается назад, с удовольствием уступая ему место.

– Послушай, сынок, никто здесь не хочет от тебя избавиться. Мы с гордостью приняли тебя в патрульное подразделение, и если бы не нынешние необычные обстоятельства…

– Сэр, я в академии был первым на своем курсе, – начинаю я, спохватываюсь, что говорю слишком громко и перебиваю старшего по званию, но остановиться не могу: – У меня безупречное досье, ноль по превышению полномочий, ноль по жалобам от гражданских лиц, как до, так и после Майя.

– Генри, – мягко останавливает меня шеф.

– Я полагаю, начальник смены мне полностью доверяет!

– Молодой человек, – резко останавливает лейтенант Пол, подняв руку, – кажется, вы неправильно оцениваете ситуацию.

– Мэм?

– Вас не увольняют, Пэлас. Вас повышают.

Шеф Ордлер выдвигается в косой луч света, пробивающийся через маленькое окно.

– Мы решили, что, при данных обстоятельствах и с учетом твоих способностей, тебе нужно подыскать место повыше.

Я таращу глаза, ищу слова и, наконец, нахожу их:

– Но, согласно правилам, каждый должен отслужить в патруле два года шесть месяцев и только после этого может считаться пригодным для следственного отдела.

– Мы намерены пренебречь этим требованием, – объясняет Пол, складывая рапорт и бросая его в корзину. – Думаю, мы не станем пока менять ваш разряд, оставим 401 (к).

Это шутка, но мне не смешно, я едва держусь на ногах. Пытаюсь осмыслить и подобрать слова. Выбираю из «новые времена», «повышение», «во сне было не так».

– Ну вот, Генри, – сдержанно произносит шеф Ордлер, – конец дискуссии.

Позже я узнал, что детектив Гарви Телсон, чье место я занял, преждевременно ушел в отставку, пополнив список «бегунов», которых к началу декабря набралось много. Люди уходили, чтобы заняться тем, чем им всегда хотелось: гонять на спортивных машинах, дать волю подавленным романтическим или сексуальным наклонностям, набить морду задире, донимавшему их в детстве. Детективу Телсону, оказывается, всегда хотелось участвовать в парусных гонках. На кубок Америки или что-то такое. Мне повезло.

Через двадцать шесть дней после той беседы в кабинете, через два дня после появления астероида в зоне видимости, лейтенант Пол бросила службу и уехала в Лас-Вегас к своим взрослым детям.

Тот сон, где Ордлер кладет мою руку на Библию и делает из меня детектива, больше не повторяется. Вместо него мне теперь часто снится другой.

Как заметил Дотсет, мобильная связь нынче ненадежна. Набираешь номер, ждешь и иногда пробиваешься, а иногда нет. Многие верят, что Майя искажает гравитационное поле Земли, или магнетизм, или ионизацию, или что-то такое, но, конечно же, астероид, до которого еще 450 миллионов километров, влияет на сотовую связь не больше, чем погода. Наш техник Виленц как-то объяснял мне: сотовая служба разбита на сектора – ячейки или соты – и вырубаются они целиком, один за другим. Компании теряют сотрудников, потому что не могут их оплачивать, ведь им больше не платят по счетам. У них тоже свой список «бегунов», бури сносят вышки связи, и восстанавливать их некому, а вандалы и воры срывают провода. Вот ячейки и отмирают. А обо всем прочем, вроде смартфонов и прочих игрушек, можно совсем забыть. Один из пяти крупнейших провайдеров на прошлой неделе объявил, что начинает сворачивать бизнес. В газетном объявлении этот факт представили как свободное время, «подаренное» от щедрот компании тремстам пятидесяти пяти тысячам служащих и их семьям. Там же провайдер предупредил клиентов, что в течение двух месяцев обслуживание прекратится. Три дня назад любимая Калверсоном «Нью-Йорк таймс» выбила из министерства торговли предсказание о полном коллапсе телефонной связи к концу весны. Предполагалось, что правительство готовит план национализации этого бизнеса.