Алисия Хименес Бартлетт - Не зови меня больше в Рим

– Прошу вас дать мне возможность допросить подозреваемую без давления с вашей стороны, адвокат, иначе мне придется…

– При всем моем уважении, инспектор, я полагаю…

– Да замолчите вы! – внезапно прикрикнул на него Гарсон. – Какого черта! Мы же еще не в суде!

Все собравшиеся напряглись в предчувствии скандала. Одна только Нурия сделала вид, что едва сдерживает душивший ее смех. Я обожала Гарсона, когда он вот так ловко подкладывал свои бомбы, а еще он, как никто другой, владел тем языком, каким пользуются распоясавшиеся блюстители порядка. Я воспользовалась всеобщим замешательством, чтобы нажать на педаль:

– Если любой из присутствующих здесь адвокатов еще раз прервет меня, я попрошу обоих покинуть помещение, и мы продолжим допрос без них.

Общее замешательство дало мне возможность усилить натиск с помощью серии неожиданных вопросов.

– Улики, которые нам удалось собрать в ходе следствия, подводят нас к мысли, что кто-то из вас двоих был соучастником убийства Адольфо Сигуана.

Повисло молчание, во время которого я с жадностью всматривалась в выражения лиц подозреваемых, не обращая никакого внимания на негодование, которым прямо-таки пылали адвокаты. Нурия была спокойна, Рафаэль – печален.

– Не отвечай, Нурия, – громыхнул Местрес.

– И вы тоже! – подхватил второй адвокат.

– Молчать! – взревел Гарсон.

Я собралась с духом:

– Будьте добры выйти в коридор; допрос будет проходить без вашего присутствия.

Они принялись протестовать плохо срепетированным дуэтом, но теперь мне уже было плевать на любые обвинения в незаконных действиях. До сих пор я старалась делать все в строгом соответствии с нормами закона, но даже при этом они поставили под сомнение мою линию поведения. Что ж, раз так, я нарочно буду нарушать все правила. Последний совет, хором пропетый двумя адвокатами, велел подозреваемым не отвечать на наши вопросы, но что-то мне подсказывало, что те не обязательно ему последуют. Я снова пошла в атаку:

– Адольфо Сигуана убил киллер, нанятый каморрой. Ту версию, согласно которой его убил хозяин проститутки, мы давно отбросили. Это мафия наказала Сигуана за то, что он поступил по-своему и порвал с ней отношения. Вы в то время были связаны с каморрой. Продолжаете поддерживать эти связи и сейчас – через магазин “Нерея”. Один из вас помог итальянцам сделать так, чтобы Сигуан навсегда замолчал, а может быть, и вы вдвоем, вместе. Теперь признание – единственный для вас выход, лучший выход.

Рафаэль Сьерра глянул на пол, потом печально тряхнул головой:

– Никогда в жизни не подумал бы, что кто-то обвинит меня в убийстве человека, которого я уважал, как никого другого. Это ужасно, плакать хочется от ваших слов, инспектор.

Нурия Сигуан резко дернулась всем телом, потом обрушилась на компаньона, вкладывая в свои слова массу презрения:

– Тебе плакать хочется? Очнись же наконец, Рафаэль! Они обвиняют нас в убийстве, а ты нюни распускаешь, вместо того чтобы хоть немного пошевелить мозгами. У них нет против нас никаких улик, слышишь, никаких, все это – гнусная ловушка, неужели не понимаешь?

Сьерра по-прежнему сидел опустив голову и молчал. Женщина чуть повысила голос:

– Сделай милость, скажи наконец, что мы не имеем никакого отношения к убийству моего отца!

– Все это слишком тяжело для меня, Нурия! Ты и вправду считаешь, что мне следует опровергать такое подозрение?

– Да, и со всей решительностью, если, конечно… если, конечно, ты не…

Сьерра поднял глаза и уставился на свою приятельницу с невыразимым ужасом:

– Что ты говоришь, Нурия, подумай, что ты говоришь!

Сигуан как-то сразу успокоилась и замолчала. Я ждала от нее еще хотя бы одной реплики, хотя бы слова, но она только процедила сквозь зубы:

– Прости меня, это я напрасно. – Потом повернулась ко мне: – Вы еще раскаетесь в этой травле, инспектор, я пока не знаю как, но непременно добьюсь, чтобы вы раскаялись.

– Это угроза?

– Нет, я только хочу, чтобы вы уяснили себе: ни он, ни я никогда бы не согласились, чтобы кто-то нанес вред моему отцу.

– Отлично, можете возвращаться домой.

Их удивило неожиданное сообщение о том, что оба свободны. Они покинули комнату для допросов. Проходя мимо, Нурия Сигуан бросила на меня взгляд, который был способен убить. Я цинично улыбнулась в ответ.

Гарсон встал и немного прошелся по комнате, потом замер рядом со мной, продолжая свои размышления.

– Ну и какое у вас впечатление? – спросила я.

– Не знаю, что и думать. Пожалуй, если бы вы чуть сильнее надавили…

– Не имея в руках неопровержимых доказательств и с адвокатами в коридоре… это было бы трудно. Но то, что они освобождены, не означает, что мы не можем допрашивать их еще хоть сотню раз. В любом случае, я сомневаюсь в причастности Рафаэля Сьерры к убийству. А она… дадим ей время. На первый взгляд она все держит под контролем, но иногда срывается. Если мы как следует надуем шарик, он в конце концов лопнет.

Я глянула в окно – небо затянулось тучами. Я вздохнула, чувствуя, как на меня наплывает черная тоска, Гарсон зевнул, чувствуя, как на него наплывает что-то, природу чего я не смогла определить.

– И какой путь мы выберем теперь? – спросил он.

– Один мудрец сказал: “Если не хочешь, чтобы все продолжалось по-прежнему, впредь веди себя иначе”, – не помню, кто именно.

– Небось Шекспир.

– Небось.

– Ладно, кто бы это ни сказал, что из этого следует?

– А следует то, что мы изменим направление – допросим мужа Нурии Сигуан. Кажется, надо было это сделать много раньше. Пойду за плащом.

– Эй, инспектор, Шекспир, помнится, сказал еще одну мудрую вещь: “Что бы ты ни задумал сделать, не делай этого, прежде не поев”.

– Очень сомневаюсь, что гениальный писатель изрек такую пошлость… Но спорить не стану, у нас как раз есть время, чтобы съесть по сэндвичу.

Сама я есть не хотела, напряжение, испытанное при допросе, и несколько чашек кофе оставили по себе смутную боль в желудке. Я была уверена, что, немного расслабившись, почувствую себя лучше, поэтому предложила младшему инспектору отправиться не в шумный “Золотой кувшин”, а куда-нибудь в другое место. Мы выбрали заведение неопределенного стиля, где Гарсон без зазрения совести уплел трехэтажный сэндвич. За едой, пока потоки майонеза в свободном падении устремлялись на его тарелку, он захотел уточнить, почему это вдруг мне вздумалось допросить Хуана Кодину, мужа нашей подозреваемой номер один. Но я не смогла толково объяснить свое решение, во всяком случае, объяснения мои звучали не слишком логично. Пожалуй, я заметила что-то необычное в обращении между собой Рафаэля и Нурии. Улавливалась там некая фамильярность, и за ней вроде бы крылось нечто большее, чем отношения партнеров по бизнесу. Кроме того, меня, конечно, заинтриговал и следующий факт: за те два дня, что Нурия провела в камере, ее муж, управленец высокого ранга, ни разу не появился в комиссариате, даже не поинтересовался, как она себя чувствует. Однако Гарсон в ответ на мои доводы лишь пожал плечами, так как, по его глубокому убеждению, только сильный нажим на подозреваемых заставит их заговорить, а беседа с Хуаном Кодиной абсолютно ничего нам не даст, разве что отвлечет с правильного пути. Но, вопреки своему несогласию с моей линией, Гарсон пошел искать адрес Кодины, а я позвонила судье Муро. В самое последнее время я не посылала ему никаких отчетов, так что следовало хотя бы устно проинформировать его о положении дел. Выслушав мой краткий рассказ, он особым оптимизмом не загорелся, скорее наоборот: