Луиз Пенни - Жестокие слова

— Ты так думаешь?

Питер кивнул:

— Извини. Если хочешь, я поеду с тобой.

— Я пока еще не знаю, поеду ли сама, — отрезала она и отошла на несколько шагов.

Питер хотел подбежать к ней, забрать свои слова, сказать, что ошибся. Что она никуда не должна ехать. Ничего не говорить Фортену. Готовиться к выставке.

И что это он тут выдумал?

— Ты прав. — Клара с несчастным видом повернулась к нему. — Он не будет возражать, верно?

— Фортен? Не будет. Ты не должна очень уж сильно набрасываться на него. Просто скажи, что ты об этом думаешь. Я уверен, он поймет.

— Я могу сказать, что мне, возможно, послышалось. И что Габри — один из наших лучших друзей.

— Именно. Фортен, скорее всего, даже и не помнит, что он там сказал.

— Уверена, он не будет возражать.

Клара медленно пошла в дом, чтобы позвонить Фортену.

— Дени? Говорит Клара Морроу. Да, это было здорово. Вы считаете, это хорошая цена? Ладно, я скажу старшему инспектору. Послушайте, я сегодня буду в Монреале и подумала, не могли бы мы встретиться. У меня есть… несколько соображений. — Она помолчала. — Угу, угу. Замечательно. В половине первого в «Сантрополе» на Дулут. Отлично.

«Что я натворил?» — спрашивал себя Питер.

Завтрак в гостинице был хуже некуда: подгоревшие тосты, резиновая яичница и черный бекон. Кофе был слабым, а молоко вроде бы свернулось, как и Габри. По общему молчаливому согласию, они не сказали об этом ни слова — дождались, когда дойдут до оперативного штаба.

— Ну слава богу, — сказала агент Лакост, заваривая четверной кофе из припасенного агентом Мореном. К тому же здесь оказались пончики в шоколадной глазури. — Никогда не думала, что предпочту это завтраку у Габри. — Она вонзила зубы в мягкий, сладкий пончик. — Если это продолжится, то нам придется поскорее закрывать дело и уезжать.

— Тут есть одна мысль, — сказал Гамаш, надевая полукруглые очки для чтения.

Бовуар подошел к своему компьютеру проверить, нет ли новых сообщений. К монитору была приклеена бумажка, исписанная знакомым почерком. Он сорвал ее, смял и бросил в корзину для мусора.

Старший инспектор Гамаш тоже посмотрел на монитор своего компьютера — результаты гугл-поиска по запросу «Шарлотта».

Прихлебывая кофе, он прочел о «Доброй Шарлотте» — так назывался оркестр, о Шарлотте Бронте, о Шарлотте Черч и «Паутинке Шарлотты», о городке Шарлотта в Северной Каролине и Шарлоттауне на острове Принца Эдуарда, а также об островах Королевы Шарлотты неподалеку от Британской Колумбии. Как он выяснил, большинство этих мест были названы в честь королевы Шарлотты.

— Имя Шарлотта вам что-нибудь говорит? — спросил он у своей команды.

После паузы в несколько секунд все они отрицательно покачали головами.

— А как насчет королевы Шарлотты? Она была замужем за королем Георгом.

— Георгом Третьим? Это который сумасшедший? — спросил Морен.

Остальные удивленно посмотрели на него. Агент Морен улыбнулся:

— Я в школе хорошо учил историю.

«К тому же, — подумал Гамаш, — школу он закончил недавно». Зазвонил телефон, и агент Морен снял трубку. Звонили из Пражской консерватории. Гамаш слушал, что говорит Морен, пока не зазвонил его собственный телефон.

Звонила суперинтендант Брюнель.

— Я по приезде обнаружила, что мой кабинет выглядит как шатер Ганнибала. Здесь столько вещей вашего Отшельника, Арман, что мне некуда ногу поставить. — Но недовольства в ее голосе не было слышно. — Однако я вам звоню по другому поводу. Не хотите ли приехать на ланч к нам с Жеромом? Ему нужно кое-что вам показать. У нас дома. Да и у меня есть для вас новости.

Он договорился, что приедет в час в их квартиру на рю Лорье. Не успел он повесить трубку, как телефон зазвонил снова.

— С вами хочет поговорить Клара Морроу, сэр, — сказал агент Морен.

— Bonjour, Клара.

— Bonjour. Я хотела сообщить вам, что созванивалась сегодня утром с Дени Фортеном. Мы даже договорились встретиться сегодня за ланчем. Он сказал, что нашел покупателя на резные скульптуры.

— Неужели? И кто же это?

— Я не спросила. Но он сказал, что покупатель готов заплатить тысячу долларов за обе вещи. Он вроде бы считает, что это неплохая цена.

— Любопытно. Хотите, подвезу вас в город? У меня у самого там назначена встреча.

— Это будет здорово. Спасибо.

— Я вас подхвачу этак через полчасика.

Когда он повесил трубку, агент Морен закончил разговор.

— Они говорят, что у Мартину не было детей. Им известно о скрипке, но она исчезла после его смерти в… — Морен посмотрел в свои записки, — в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Я им сказал, что мы нашли скрипку и оригинальную нотную запись. Они очень обрадовались и сказали, что это должно стоить кучу денег. Что говорить, они сказали, это может считаться чешским национальным сокровищем.

Опять это слово — сокровище.

— Ты не спрашивал про его жену — Шарлотту?

— Спрашивал. Они долго прожили вместе, но зарегистрировали брак только на его смертном одре. Она умерла несколько лет назад. Никакого потомства они не оставили.

Гамаш задумчиво кивнул. Потом снова обратился к агенту Морену:

— Я хочу, чтобы ты поинтересовался местным чешским сообществом, в особенности Парра. Узнай об их жизни в Чехословакии. Как они смогли уехать оттуда. С кем были знакомы. Где их семья. В общем, всё.

Он повернулся к Бовуару:

— Я уезжаю на день в Монреаль поговорить с суперинтендантом Брюнель и еще проверить кое-какие наводки.

— D’accord. Как только Морен получит какую-нибудь информацию о Парра, я туда схожу.

— Не ходи один.

— Хорошо.

Гамаш нагнулся и поднял скомканный клочок бумаги с пола возле стола Бовуара. Он развернул его и прочел: «будто в разгар твоего кошмара».

— «Будто в разгар твоего кошмара», — повторил он, передавая бумажку Бовуару. — И что, по-твоему, это значит?

Бовуар пожал плечами и открыл ящик своего стола. Там лежали скомканные бумажки.

— Я нахожу их повсюду. В кармане куртки, прилепленные к двери моего номера утром. Эта была приклеена к компьютеру.

Гамаш залез в ящик его стола и наугад взял одну из бумажек.

— И они все в таком роде?

Бовуар кивнул:

— Каждая последующая дурнее предыдущей. И что я должен с ними делать? Она разозлилась, потому что мы отобрали у нее помещение пожарной дружины. Может быть, ограничить ее перемещения в судебном порядке?

— Ты имеешь в виду восьмидесятилетнего лауреата премии генерал-губернатора? Хочешь таким образом запретить ей писать тебе стихи?

При подобной формулировке получение судебного ограничения казалось маловероятным.

Гамаш снова посмотрел на скомканные листки бумаги, похожие на градины.