Пьер Леметр - Темные кадры

Я солгал им. Перевести деньги – дело получаса. К этому моменту перевод в «Эксиаль» мог быть уже сделан.

Николь могла быть на свободе.

Может, я действительно сошел с ума?

– Не плачь, мужик… – говорит Шарль.

Я даже не заметил. Вытираю щеки обшлагом рукава. Этот костюм… Николь.

Сто одиннадцать километров. Проезжаем Крикбеф. Индикатор горючего угасает, словно свеча.

– Она не пятнадцать литров жрет, Шарль. По-моему, куда больше!

– Очень может быть. – Он наклоняется к стрелке. – Ну надо же! Скоро придется этим заняться.

Дорожный указатель предупреждает, что заправка через шесть километров.

Пять часов вечера.

У нас осталось четыре евро и мелочь.

Через несколько минут «рено» начинает икать. Шарль морщит нос. Я сейчас снова заплачу. Колочу по рулю как одержимый.

– Чего-нибудь придумаем, – успокаивает меня Шарль.

Ну конечно. Машина движется все более резкими толчками, я откидываюсь направо, поднимаю ногу, экономя последние секунды, мотор глохнет, в рывке я чуть не вылетаю наружу. Заправка. Можем залить бензина на четыре евро. Машина не останавливается, она просто сдыхает. Насовсем. Молчание в кабине. Полное уныние. Я смотрю на часы. И не знаю, что делать. Даже если бы я передумал и решил немедленно перевести деньги, куда идти и как это осуществить?

Я даже не знаю, где мы. Шарль корчит гримасу, означающую полное неведение.

– Ой нет! – орет он, указывая на автостраду позади нас. – Там! Я видел: Руан, двадцать пять километров!

Значит, в шестидесяти километрах от Сарквиля. И машина на нуле.

Николь.

Думать.

Мне не удается связать толком две мысли. Я зациклился на образе Николь и ее голосе по телефону. И даже не заметил, как Шарль открыл дверцу со своей стороны и вышел из машины. Судя по синусоидальной траектории, он направляется в сторону автозаправки. Думать. Автостоп. Найти другую машину. Ничего другого не остается. Я выскакиваю из машины и бегу вслед за Шарлем. Он уже о чем-то разговаривает с гигантского роста блондином в грязной фуражке и с красным лицом. Я подбегаю к ним. Шарль указывает на меня:

– Вот он, мой приятель…

Мужик смотрит на меня. Смотрит на Шарля. Очевидно, в его представлении мы не очень-то вяжемся друг с другом.

– Я еду в Руан, – бросает он.

– Сарквиль, – говорю я.

– Я проеду совсем рядом.

Шарль потирает руки:

– Так можешь прихватить моего приятеля?

Вот тут я и осознаю, в чем его сила, моего Шарля. Никто перед ним не устоит. Он поразительно искренен. От него исходит великодушие.

– Без проблем, – говорит парень.

– Вот и ладушки, и нечего тянуть, – говорит Шарль, по-прежнему потирая руки.

Парень уже переминается с ноги на ногу. Я пожимаю руку Шарлю. Он видит, что я в затруднении.

– Не парься! – говорит Шарль.

Я роюсь в карманах. Четыре евро. Отдаю их ему.

– А ты как же?

Не дожидаясь ответа, Шарль возвращает мне три.

– Поделим по-братски, – говорит он, посмеиваясь.

Шофер встревает:

– Ладно, парни, мне очень жаль, но…

Я обнимаю Шарля. В последний момент он меня удерживает. Снимает свои гигантские часы с зеленым светящимся браслетом и отдает мне. Я надеваю их на запястье и слегка сжимаю ему плечо. Он поворачивает голову и делает знак, что шофер ждет.

В зеркальце заднего вида я смотрю, как он исчезает. И делает мне индейский знак.

Это полуприцеп. Водитель перевозит всякую бумажную продукцию. Немалая тяжесть. По автостраде мы будем еле тащиться. Может, я совершаю самоубийство?

Николь.

Во время всего пути водитель не нарушает моего молчания. А у меня перед глазами разные картинки и на них – Николь. Иногда возникает ощущение, будто она умерла, а я ее вспоминаю. Напрягая всю свою волю, стараюсь отогнать это чувство. Пытаюсь сосредоточиться на чем-то другом. Информация по радио: «В этом году ожидалось около 639 тысяч безработных. Министр труда признает, что в реальности будет немного больше» . Какая честность с его стороны, на мой взгляд.

Когда грузовик высаживает меня у указателя «Сарквиль 8 км», на часах 17:30. Остается один час.

Я должен позвонить. Захожу в телефонную кабину у края автострады. Там воняет сигаретами. Опускаю две монетки.

Попадаю на Фонтана:

– Я хочу поговорить с женой.

– Вы сделали все необходимое?

Как если бы он был здесь, рядом со мной. Мысли крутятся со скоростью сто тысяч оборотов в минуту.

– В процессе. Я хочу поговорить с женой!

Мой взгляд падает на пластиковый листок, где обозначены коды всех стран и инструкция по пользованию аппаратом. И тут же понимаю свою ошибку.

– Вы откуда звоните? – спрашивает Фонтана.

Я удваиваю обороты: двести тысяч в минуту.

– С интернет-сервера, а что?

Пауза. Потом:

– Передаю трубку.

– Ален, где ты?

Ее голос, такой тоскливый, выдавал все ее отчаяние. И она тут же заплакала.

– Не плачь, Николь, я скоро приду за тобой.

– Когда?

Что я могу на это ответить!

– Очень скоро, обещаю тебе.

Но для нее это слишком жестоко, я не должен был звонить. Она начинает кричать:

– Да где же ты, Ален, черт возьми! Где ты? ГДЕ ТЫ?

Последний звук теряется в рыданиях, она ломается, остаются только слезы. Я в отчаянии.

– Я иду, сердце мое, я буду очень скоро.

Говорю это, а сам в световых годах от нее.

Снова Фонтана:

– Мой клиент все еще ничего не получил. Вы сейчас на каком этапе?

Из жара в холод. Перед глазами замигал циферблат. Опускаю еще одну монетку. Мой кредит истощается так же быстро, как бензин в «Рено-25». Какой дорогой стала жизнь. Я вымотан.

– Я же сказал вам: раньше чем через три часа ничего не получится.

Я вешаю трубку. Сейчас он начнет вычислять, где я, по номеру, который у него высветился. Меньше чем через пять минут он выяснит, что я недалеко от Руана. Сумеет ли он сопоставить одно с другим? Разумеется. Поймет ли значение? Не думаю.

17:35.

Я бегу к будке сбора дорожной пошлины. Наклоняюсь к правой дверце первой машины. Женщина. Я начинаю стучать в стекло. Она пугается, оборачивается к девушке, которая собирает пошлину, затем берет сдачу и жмет на газ.

– Чего вы хотите? – спрашивает девушка в окошке.

На вид лет двадцати пяти.

– У меня бензин кончился.

Я показываю на автостраду. Девушка говорит: «А».

Две машины отказываются. Где ты? – все еще звучит у меня в ушах. Я чувствую, что девушка начинает нервничать, глядя, как я торчу здесь и взываю ко всем машинам, которые останавливаются. Что я могу сказать!

Грузовичок. Добрая собачья голова. Я прикидываю. Сеттер. Лет сорока. Он перегибается и открывает мне дверцу. Я смотрю на свои часы.

Где ты?

– Опаздываете?

– Вообще-то, да.

– Всегда так. Как раз, когда опаздываешь…

Продолжения я не слушаю. Говорю: Сарквиль. Нефтеперерабатывающий завод. Восемь километров.