Луиза Пенни - Смертельный холод

Все с этим согласились.

Кроме Гамаша.

– Почему вы их остановили? – спросила Эмили.

– Смертей и без того уже хватало. Пора было пустить в ход правосудие. Старомодное понятие. – Он поднял голову и улыбнулся, глядя ей в глаза. Прошло несколько секунд, прежде чем он продолжил: – Думаю, я был прав, но иногда меня все же одолевают сомнения. Я похож на викторианского проповедника. Я всегда сомневаюсь.

– Правда?

Гамаш снова посмотрел на языки пламени в камине и задумался – надолго, обстоятельно.

– Я бы снова сделал то же самое. Это было справедливо. По крайней мере, для меня.

После паузы он спросил:

– Кто такая была Л?

– Эль?

Гамаш вытащил из сумки деревянную шкатулку, перевернул ее низом вверх и показал на буквы, приделанные к днищу.

– Л, мадам Лонгпре.

Она все еще не отрывала от него взгляда, но в то же время ее глаза были устремлены куда-то далеко-далеко.

«Осторожно, гололед». Они почти добрались до места.

– Она была нашей подругой, – заговорила Эмили, глядя в глаза Гамашу. – Мы называли ее Эль, но она подписывалась одной буквой – «Л». – Впервые за много дней Эмили ощутила душевное спокойствие. – Она жила по соседству со мной. – Эм показала на маленький дом в квебекском стиле, с крутой металлической крышей и крохотными спальнями. – Ее семья продала его много лет назад и уехала отсюда. Это произошло после исчезновения Эль.

– А что случилось?

– Она была моложе нас. Очень миленькая, очень добрая. Такие дети часто становятся объектом насмешек. Но с Эль было иначе. Она была девочкой, которая пробуждала в других лучшие качества. Она была яркой, как ни посмотри. Золотая девочка во всех отношениях. Блестящая. Когда она входила в комнату, загорался свет и начинало сиять солнце.

Эм живо представляла ее – такая чудная девочка, что ей никто даже не завидовал. Может быть, еще и потому, что они чувствовали: с такими прекрасными качествами долго не протянешь. Она была словно драгоценный камень – Эль.

– Ее звали Элеонора, верно? – спросил Гамаш, хотя и был уверен в ответе.

– Элеонора Аллер.

Гамаш вздохнул и закрыл глаза. Вот оно. Он добрался до первопричины.

– Эль – уменьшительное от Элеонора или Алиенора, – прошептал он.

Эмили кивнула.

– Позвольте? – Она протянула свои миниатюрные руки к шкатулке и подняла ее на открытых ладонях, словно приглашая ее взлететь. – Я ее много лет не видела. Матушка подарила ее Эль, когда та оставила обитель в Индии. Ведь они туда вместе уехали.

– Она была Л в КЛМ Б, верно?

Эм кивнула.

– Матушка Беа – это Б, Кей – это К, а вы – М. Беа, Кей, Эль и Эм.

– Вы очень умны, старший инспектор. Мы все равно были обречены подружиться, но то, что наши имена расположились в алфавитном порядке, тоже сыграло немалую роль. В особенности еще и потому, что мы любили читать. Это тоже казалось романтическим, каким-то тайным кодом.

– Отсюда же появилось и «КЛейМите Беспокойство»?

– Вы и об этом догадались? Как?

– Ну, в этом деле слишком часто появлялось это «Клеймите беспокойство». А потом я посетил медитационный центр Матушки.

– «Клеймите беспокойство».

– Да. Но надпись на стене говорила сама за себя.

– Похоже, такое случается с вами довольно часто. Наверное, в вашей профессии важно иметь ответы, написанные на стене.

– Штука в том, что их нужно узнать. Меня насторожило неправильное цитирование. Матушка производит впечатление человека не от мира сего, но я подозреваю, она очень даже от сего. Она бы никогда не написала «Клеймите беспокойство и познайте, что Я Бог», если бы не вкладывала в это определенный смысл.

– «Остановитесь и познайте, что Я Бог», – правильно процитировала Эм. – Вот в чем была проблема Эль. Она не могла остановиться. Кей заметила, что из наших инициалов можно составить что-то вроде анаграммы. КЛМ Б. «Клеймите беспокойство». Для нас все было понятно, но поди кто посторонний разгадай нашу тайну. Нашу тайну. А вот вы ее разгадали, старший инспектор.

– Слишком много времени это у меня заняло.

– На подобные вещи устанавливается какой-то временной лимит?

Гамаш рассмеялся:

– Нет, думаю, временного лимита нет, но я иногда готов сам себя высечь за собственную слепоту. Сколько дней я смотрел на эти буквы, зная, что они несли какой-то смысл для Эль. У меня даже был для примера сборников стихов Рут. «У меня все ОТЛИЧНО». Прописные буквы здесь заменяют слова.

– Mais non [92]. Какие же?

– Отвратительно, Тошнотворно, Лейкозно, Истерично, Чахоточно, Нудно, Омерзительно, – произнес он, смущенный тем, что вынужден использовать такие слова перед этой достойной женщиной.

Но ее это ничуть не смутило. Напротив, она рассмеялась.

– J’adore Ruth [93]. Когда я начинаю думать, что она невыносима, она сочиняет что-нибудь вроде этого. Parfait [94].

– Я разглядывал буквы на шкатулке и пришел к выводу, что пробел между КЛМ и Б имеет какой-то смысл. Так оно и было на самом деле. В нем и содержался ответ. Ответ был в том, чего не было в этом пробеле. В этом крохотном расстоянии между буквами.

– Как в тех диких цветках на земле, что Господь подарил Каину, – сказала Эм. – Нужно было смотреть очень внимательно, чтобы увидеть это.

– Я решил, что этот пробел не случаен. Что это место остановлено для буквы С, – сказал Гамаш.

– Для буквы С?

– Откройте шкатулку.

Эм открыла и долго изучала ее содержимое. Наконец вытащила крохотную буковку. Положив ее на палец, показала Гамашу. Буква «С».

– Она и свою дочь уложила в шкатулку, – сказала Эм. – Вот что такое любовь.

– А что же все-таки случилось?

Эм мыслями вернулась в те дни, когда они были молоды.

– Эль была бродячей душой. Если остальные из нас осели на своих местах, то Эль становилась все более непоседливой. Она казалась хрупкой, субтильной. Чувствительной. Мы умоляли ее прекратить бояться.

– Вы даже свою команду по кёрлингу называли «Клеймите беспокойство», – сказал Гамаш. – Это стало для меня еще одной зацепкой. Вы всегда говорили только о трех членах, стоявших у истоков команды. Но команда кёрлингистов состоит из четверых. Значит, кто-то отсутствовал. Когда я увидел картину Клары Морроу, на которой вы изображены в виде трех граций, мне показалось, что там кого-то не хватает. В композиции имелось незаполненное пространство.

– Но Клара никогда не видела Эль, – возразила Эмили. – Даже никогда о ней не слышала, насколько мне известно.

– Это верно, но, как вы сами говорили, Клара умеет видеть вещи, недоступные взгляду других людей. Она написала вас троих так, что ваши фигуры образовали форму вазы, сосуда, как она сказала. Но в нем отсутствовал один элемент, образовалась трещина. Ее-то и должна была заполнить Эль.