Максим Есаулов - Попытка к бегству

— Извини.

Она целует его в спину.

— Я же говорю — не простишь.

Он не отвечает. Она приподнимается и приникает к нему всем телом.

— Я всегда тебя чувствую.

Темно.

— Ледогоров? Да, есть такой. — Вышегородский переложил телефонную трубку из одной руки в другую. Собравшиеся на утреннюю «сходку» опера притихли. — Нет, не в отпуске. Да, работает. Пишу.

Небо за окном имело нежный сапфировый цвет. От проснувшегося солнца воздух казался размешанным в розовом тумане. Тополь замер как затаившееся в засаде гигантское диковинное насекомое. Ледогоров смотрел на все это и даже взглядом не хотел возвращаться в душный полутемный кабинет к запахам пыли, бумаги, клея и кожи.

— Хорошо. Я записал. — Артур положил трубку и задумчиво посмотрел на телефонный аппарат. — Все работать. Саша, задержись.

Опера потянулись к выходу. Идущий последним Армишев аккуратно притворил дверь. Ледогоров отвернулся от окна и вопросительно посмотрел на Вышегородского.

— Кто это?

— У СБ. Вызывают тебя. — Артур оторвал листок календаря. — К одиннадцати. В отдел служебных проверок.

Ледогоров взял протянутую бумажку.

— Понял. Буду.

— Что ты натворил?

Он усмехнулся.

— Не боись. Если бы натворил — в прокуратуру бы вызывали.

Из-за крыш наконец вынырнул красный сверкающий шар солнца. Его рыжие языки лизали пол кабинета.

— Я пошел.

На часах было десять. Он зашел в «Василису», взял «полтинник» коньяку и, усевшись в угол, закурил.

Через пять минут после его ухода хмурая сменщица Ксении Валя удивленно повертела перед глазами нетронутую рюмку и, пожав плечами, слила содержимое обратно в бутылку.

— С какого года в органах?

— С девяносто первого?

— Где и на каких должностях работали?

Майор-«уэсбэшник» был немолод, худ и невообразимо скучен. От одного его вида во рту становилось кисло. Он носил очки со стеклами-«хамелеонами» и все время казалось, что у него просто нет глаз.

— У вас на столе выписка из моего личного дела.

— Неважно. Я хочу услышать от вас.

Ледогоров вздохнул и посмотрел на высокий потрескавшийся потолок.

— Я не помню. Много всего было. Память подводит.

Майор оторвался от материала перед собой, достал пачку «Невских» и закурил. Ледогоров почему-то подумал, что «Невские» припасены специально для демонстрации честности и бедности, а где-нибудь в столе найдется и пачка нормальных сигарет.

— Зря ты так начинаешь. Проблемы у тебя серьезные.

Ледогоров вынул из кармана свой «Вин-стон» и взял со стола зажигалку.

— Да? Надо же.

— Точно. И я не разрешал тебе курить.

— А я тебе.

— Хватит тыкать мне.

— Ты первый начал.

— Я официальное лицо…

— А я «хрен с бугра».

Ледогоров с удовольствием выпускал дым. Майор пришел в легкое замешательство. Видимо, еще никто не вел себя так в его кабинете. Он нервно потер ладонью мгновенно вспотевший лоб и уткнулся в лежащие перед ним бумаги.

— Значит так, Александр Игоревич, — продолжил он официальным тоном. — К нам поступило заявление от директора магазина «Аре» Заправиной Софьи Николаевны, в котором она пишет, что вы, сожительствуя с работницей магазина Юлией Шадриной, постоянно требуете повышения ей зарплаты, покрываете совершения ею хищений из магазина, угрожаете… А два дня назад вы в состоянии алкогольного опьянения ворвались в магазин, избили двух друзей Заправиной и грозили ей самой физической расправой.

Ледогоров покачал головой.

— В состоянии алкогольного обвинения?

Майор кивнул.

— Да.

— Ужас какой.

«Уэсбэшник» достал бланк объяснения.

— Что можете пояснить.

— Ничего.

— В каком смысле?

— Во всех. Статья пятьдесят первая.

Майор недоуменно покачал головой.

— Но это не допрос.

— Тем более, — Ледогоров встал. — Я пойду? Или будете меня задерживать?

За окном по залитой солнцем Конюшенной площади сновали автомобили. «Уэсбэшник» ухмыльнулся.

— На твоем месте…

— Из нас каждый на своем месте. Отметь пропуск.

На стол лег бумажный квадратик. Майор не пошевелился.

— Крутой?

— Нет. Просто устал доказывать, что я не верблюд.

— Я делаю свою работу.

— Тогда делай ее хотя бы вежливо, а не растопырив пальцы.

— Тебя забыл спросить!

— Вот-вот. Отметь пропуск. Я отказываюсь давать объяснения.

— Будешь в прокуратуре отвечать.

— Ради бога.

— А руководству твоему я сегодня же сообщу. Вылетишь в три минуты.

— Пропуск отметь.

Майор наконец подтянул к себе листок и расписался.

— Счастливо оставаться.

По площади с ревом пронеслась группа байкеров. Ледогоров нашел телефон-автомат и набрал номер. Юлька была еще дома.

— Сходи в травму. Сними побои.

Она удивилась.

— Зачем?

— Надо. Сходи.

— У меня уже зажило…

— Скажи, болит до сих пор.

— У тебя проблемы?

— Нет. Сходи в травму!

Она помолчала.

— Хорошо. Только не кричи на меня.

— Извини.

Ледогоров повесил трубку и подумал, что стал срываться. Захотелось выпить. Воображение мгновенно нарисовало рюмку коньяку и бутерброд с рыбой. Он помотал головой. Было жарко. Солнце нещадно пекло кожу. Даже волосы на голове стали горячими. Ледогоров снова снял трубку. Подошли две девчонки. Лет по пятнадцать. Накрашенные, в завязанных узлом на животе рубашках и широких джинсах «клеш».

— Дадите карточку позвонить?

— Нет.

Они явно не ожидали.

— Почему?

— Самому нужна.

Одна рассмеялась, решив, что это шутка.

— А пивом угостите?

— Нет. Это портит фигуру.

— Ну и жмот.

Обе фыркнули и пору лили прочь.

«Нормально! Я еще и жмот!» — подумал Ледогоров, набирая номер Долгова.

— Привет, это я. Ты хотел поговорить?

— Да! Старик, у меня сейчас стрелка в кафе «Пит-Стоп». Знаешь?

— Да.

— Подгребай. Заодно перекусим. Я угощаю.

Идя по набережной и глядя в мутные воды канала Грибоедова, Ледогоров думал, что, конечно, крутовато взял с «уэсбэшником» что подстраховаться все-таки придется и что как всегда, они моментально потеряют к нему интерес, узнав об увольнении. По коричневатой воде скользили катера, набитые жизнерадостными людьми, которые встречаясь с ним взглядом, .принимались весело махать руками.

— Салат будешь?

— Давай.

— По полтинничку? А, извини, я забыл. Сок? Минералка?

Ледогоров помолчал. От разнообразия этикеток в баре рябило в глазах. Отдельно, прямо на стойке, громоздилась трехлитровая бутылка «Метаксы», с краником.

— Ну?

— Сок, — выдавил он наконец.

Долгов сделал заказ и покрутил стоящую на столе пепельницу.

— А я курить бросил. Представляешь? Вот что значит другой образ жизни.

Ледогоров кивнул и внимательно посмотрел на него. Дима здорово изменился. В «ментовке» он был порывист, стремителен, подвижен. Говорил быстро, сопровождая речь выразительной мимикой. Сейчас лицо его округлилось. Движения стали ленивыми и вальяжными. Голос звучал плавно. Он очень нравился сам себе в тонком белом пиджаке и шелковой рубашке. Загорелое запястье перехватывал массивный желтый браслет.