Сергей Майоров - Она назначает жертву

— Ну, разлетелась бутылка в метре над головой… — Лисин плюнул на палец, смахнул, словно слизнул, исписанный лист и переместил его в папку, разбухавшую в эти дни прямо на глазах. — Даже не поцарапало. Чего так нервничать?

— Нервничать, вы сказали? — Ляписов взвился, словно ужаленный, и разметал перед собой бумаги, будто желал через стол добраться до следователя. — А если бы стрелок был точен?! Если бы он попал?!

Лисин застегнул папку, положил на нее ладони и ледяным взглядом погасил возмущенное пламя в глазах председателя.

— Стрелок был исключительно точен. Он попал.

Ляписов думал долго. Иногда даже чересчур сообразительным людям при столкновении с простым обманом необходимо время на то, чтобы сосредоточиться и понять, как могло случиться так, что их провели на совершенно ровном месте. Сообразив все до конца, председатель осел на стуле и зашевелил губами, словно окунь, вытянутый сетью на берег.

Этого не может быть. Невероятно!

— Ах ты сволочь!

— Ну-ну, не преувеличивайте. Вовсе я не сволочь, а просто изобретательный подонок, вот и все.

Ляписов плохо себя контролировал.

— Метром ниже и… Я тебя посажу.

— Да бросьте вы, Леонид Павлович! — Лисин поморщился и посмотрел на Сидельникова. — Какая разница, кто стрелял? Главное, истина вырвалась на свободу и восторжествовала. Как проститутка в руках искусного любовника.

— Подонок!

— Вы, вообще-то, мой должник, — напомнил важняк. — Можно сказать, я спас вашему сыну жизнь.

— Метр… — хрипел Ляписов.

— Ты можешь сделать промах в метр, капитан? — Следователь решил закончить этот разговор и развернулся к муровцу.

— Никогда. — В углу послышалось очередное клацание кусачек.

Вечером Лисин, красавец Сидельников, острый на язык Юштин, раненый и тем гордый Гасилов пили чай в кабинете. Эта четверка начинала нравиться женскому персоналу горпрокуратуры все сильнее и сильнее. Особенно после того, как в Старооскольске появился первый заместитель Генерального прокурора и увез незнамо куда Мартынова и Горбунова. За главного он оставил начальника Гасилова.

Чай пился легко и весело, словно кахетинское. Потом Лисин вышел из кабинета.

Он отсутствовал около двадцати минут, вернулся и задал странный вопрос:

— Скажите, где у вас утром всходит солнце?

— Что вы спросили? — не понял Гасилов.

— Я спросил, где у вас утром находится солнце. Вы знаете, что это такое? Небесное светило!.. Если бы не оно, то все мы погибли бы.

Сотрудник прокуратуры медленно поднял руку и указал пальцем туда, где находилось окно третьего этажа. То самое, через которое убийца покинул здание.

— Гасилов, выйди на минуту. — Уже в коридоре, притворив дверь, Лисин взял его за лацкан пиджака, придвинул к стене и спросил: — Скажи мне, уважаемый, как ты мог разглядеть лицо убийцы, если лежал на полу, а из окна, перед которым стоял мужчина, тебе било в глаза солнце?

Гасилов помялся, но взгляд прятать не стал.

— Я давно хотел сказать… Я не видел лица стрелявшего, да и вообще ничего. Только пистолет. Потому и не мог опознать.

— Эта путаница с волосами!.. Зачем в кармане лысого Зинчука, который вовсе не Зинчук, лежала расческа?

— Я не знаю, — признался Гасилов, разгоряченный чаем и таким вот общением.

— А я знаю! — яростным свистящим шепотом произнес следователь, и вид его глаз, округлившихся, казавшихся безумными, ввел сотрудника прокуратуры в замешательство. — Я теперь все знаю. Через две минуты вы должны быть внизу. Все!..

«Волга» отчалила от порога прокуратуры. Трое из четверых явно сожалели о том, что вечеру, начавшемуся так удачно, не суждено было найти свое логическое завершение. Вместо нескольких часов отдыха после утомительных поисков Лисин устроил очередную гонку. Теперь никто не знал точно, где она закончится и чем.

— На кладбище, — приказал следователь.

Это было уже чересчур. На часах — половина десятого. Что можно делать на старооскольском погосте в это время? Об этом не догадывался ни один спутник Лисина.

У ворот он велел Сидельникову остановиться и загнать машину за здание администрации кладбища таким образом, чтобы ее не было видно ни со стороны могил, ни с дороги.

Дальше все шли уже пешком. Лисин с Гасиловым следовали дорогой, по асфальту, а муровцам по неизвестной им причине пришлось карабкаться через оградки.

Цель данного мероприятия стала ясна подчиненным Лисина после того, как показался монумент, прославляющий бойцов невидимого фронта, павших в борьбе за передел чужой собственности. Газовый огонек мерцал у его подножия. В сумраке казалось, что кто-то пробрался на кладбище, развел костер и теперь грелся возле него, тихо переговариваясь с самим собой и покуривая.

У могилы Лилии Чеховской сидел человек. Его сгорбленная спина торчала над лавочкой, рядом стояли откупоренная бутылка водки и стакан. Он страдал и не видел людей, приближающихся к нему с двух сторон.

— Рапортуете о проделанной работе, Варравин?

Для человека, ушедшего в себя, это было слишком.

Бутылка глухо стукнула по лавке, звякнула о стакан и скатилась на землю, расплескивая содержимое.

Сумка была далеко. Ближе к ней уже находился не посетитель кладбища, а капитан МУРа Сидельников. Он перегнулся через высокую оградку, схватил ее за ремень и перебросил на свою сторону.

— Перестаньте глупить, Варравин, — спокойно предупредил Лисин. — Не пытайтесь меня напугать. Я знаю, что вы не желаете причинять боль тем, кто не в ответе за смерть вашей сестры.

Варравин крутил головой, обритой наголо, и опять простреливал пространство, на этот раз — глазами. По нему было видно, что он еще не осмыслил до конца глубину своего поражения.

Варравин уже не был похож на того Зинчука, каким выглядел в прокуратуре в день своего сенсационного прибытия

Пенсионное удостоверение он сжег, даже разговаривал теперь не как тихо помешавшийся, а как мужчина, уверенный в своей правоте:

— Быть может, вы позволите мне доделать дело? Это в ваших интересах, следователь. Кажется, в присяге, данной вами, есть слова о том, что вы обязаны бороться с преступлениями, кто бы их ни совершил.

— Вы о Ляписове-младшем и прокуроре Мартынове? — уточнил Лисин. — Уж не знаю, доставит ли вам удовольствие такая новость, но Андрей Леонидович арестован по подозрению в совершении преступления, связанного со смертью вашей сестры, а прокурор города доставлен в Москву для дачи объяснений.

Варравин опустился на лавку, развернулся спиной к следователю и уставился на памятник.

— Рассказываете ей, что довели дело до конца?

— Не смейте!.. — раздалось из-за оградки.

— Наденьте на него наручники, капитан, — велел Лисин.

Уже по дороге в прокуратуру важняк повернулся к Варравину и проговорил: