Пьер Леметр - Тщательная работа

— Нет, то дело было не мое. Но теперь стало.

Ему не очень хотелось обсуждать это. Ощущение было двоякое. Не обсуждают двух молодых покойниц с собственной беременной женой в день годовщины свадьбы. Но возможно, Ирэн уже заметила, что эти две покойницы постоянно вертелись у него в голове, а когда ему удавалось их оттуда выдворить, кто-то или что-то немедленно возвращало их обратно. Камиль в общих чертах описал ситуацию, неловко лавируя между словами, которые не хотел произносить, подробностями, о которых не хотел упоминать, и картинами, о которых не хотел говорить. Так что его речь перемежалась мучительными паузами, синтаксическими накладками и оглядыванием ресторанного зала, словно он искал там слова, которых ему недоставало. В силу перечисленного он, начав с прекрасной педагогической осторожностью, вдруг осознал, что ему не хватает всего сразу — сначала фраз, потом слов, — и воздел руки в знак полного бессилия. Ирэн поняла, что то, чего он не мог объяснить, действительно не поддавалось объяснению.

— Этот тип просто псих… — заключила она, исходя из того, что ей удалось уловить.

Камиль добавил, что подобные истории выпадали разве что одному полицейскому из ста за всю его карьеру и ни один полицейский из тысячи не пожелал бы оказаться на его месте. Как и у большинства людей, представления Ирэн о его профессии казались ему почерпнутыми непосредственно из детективных романов, которые ей довелось прочесть. А поскольку он ей на это намекнул, Ирэн сказала:

— Ты когда-нибудь видел, чтобы я читала детективы? Не выношу этот жанр.

— Но ведь раньше читала!..

— «Десять негритят»!.. [14] «Десять негритят» — роман Агаты Кристи. Я собиралась поехать в Вайоминг, и отец решил, что это лучший способ подготовить меня к столкновению с американским менталитетом. Он никогда не был силен в географии.

— В конечном счете, — сказал Камиль, — так можно и про меня сказать, я их почти не читаю.

— Лично мне больше нравится кино, — заметила она с кошачьей улыбкой.

— Знаю, — ответил он с улыбкой философской.

Мягкий упрек был подобен крепкой веревке, связывающей пару, где оба слишком хорошо знают друг друга. Камиль чертил кончиком ножа контур дерева на скатерти. Потом посмотрел на нее и достал из кармана маленький квадратный пакетик:

— С годовщиной…

Ирэн наверняка сказала себе, что ей попался муж, начисто лишенный воображения. Он преподнес ей украшение в день свадьбы, еще одно, когда она объявила о своей беременности. И теперь, всего несколько месяцев спустя, он заходит с той же карты. Ее это не смущало. Она ясно осознавала свои преимущества по сравнению с женщинами, которые получали дань почтения от своих мужей только в виде денег в день зарплаты. Но у нее самой воображение работало не в пример лучше. Она потянулась за подарком большого формата. Камиль видел, как она положила его на соседний стул, когда они усаживались за столик.

— И тебя с годовщиной…

Камиль помнил каждый подарок Ирэн, все они были разные, и ему стало немного стыдно. Под заинтригованными взглядами с соседних столиков он развернул оберточную бумагу и достал книгу: «Загадка Караваджо». [15] Робб П. М. Загадка Караваджо, 2002. На обложке — деталь полотна «Шулеры», изображающая четыре руки, одна из которых затянута в белую перчатку, а другая держит игральные карты. Камиль знал эту картину и мысленно восстановил ее целиком. Это было очень в духе Ирэн: подарить мужу-полицейскому произведения художника-убийцы. [16] Осенью 1591 г. Караваджо был вынужден бежать из Милана после ссоры за карточной игрой, завершившейся убийством. Постоянно попадал в тюрьму за драки. 29 мая 1606 г. спор на площадке для игры в мяч перерос в драку, в ходе которой был убит Рануччио Томассони. В убийстве был обвинен Караваджо. Павел V объявил художника «вне закона», его теперь мог убить любой человек и даже получить за это вознаграждение.

— Тебе нравится?

— Очень…

Его мать тоже любила Караваджо. Он помнил, что она говорила о Давиде, держащем голову Голиафа. [17] Картина Караваджо «Давид с головой Голиафа» (1607–1610). Пролистывая альбом, он наткнулся именно на эту картину. Решительно, сегодняшний день был перенасыщен отрубленными головами.

— Без сомнений, это борьба Добра со Злом, — говорила мать. — Посмотри на Давида, его бешеные глаза, и на Голиафа — покой мучения. В ком из них Добро и в ком Зло? Это большой вопрос…

Они прогулялись немного после выхода из ресторана, дошли до Больших бульваров, держась за руки. На улице или на людях Камиль никогда не мог держать Ирэн иначе как за руку. Ему бы тоже хотелось обнять ее за плечи или за талию, и не потому, что так делают другие, — просто ему недоставало этого собственнического жеста. С течением времени сожаления поутихли. Просто держать ее за руку было более сдержанным знаком обладания, и теперь его это устраивало. Ирэн незаметно замедлила шаг.

— Устала?

— Немного да, — выдохнула она, улыбаясь. И провела рукой по животу, словно разглаживая невидимую складку.

— Давай я схожу за машиной, — предложил Камиль.

— Да нет, не стоит.

И все же пришлось.

Было уже поздно. На бульварах еще оставалось полно народу. Они договорились, что Ирэн подождет на террасе кафе, пока он не подгонит машину.

Дойдя до угла бульвара, Камиль обернулся взглянуть на нее. Ее лицо тоже переменилось, и у него внезапно сжалось сердце, словно разделяющая их дистанция вдруг стала непреодолимой. Со сложенными на животе руками, несмотря на живой интерес, с которым она разглядывала вечерних прохожих, Ирэн существовала в своем мире, в своем животе, и Камиль почувствовал себя посторонним. Однако его беспокойство рассеялось, потому что он знал, что разница между ним и ею не имела никакого отношения к любви, а заключалась в одном слове. Ирэн была женщиной, а он мужчиной. Непреодолимость в этом и состояла, но, в общем-то, не большая и не меньшая, чем вчера. Собственно, именно благодаря этому водоразделу они и сошлись. Он улыбнулся.

Камиль все еще размышлял об этом, когда вдруг потерял ее из виду. Какой-то молодой человек встал между ними, ожидая, как и он сам, на краю тротуара, когда светофор переключится на зеленый. «Как же молодежь нынче вымахала, с ума сойти», — подумал он, сознавая, что его глаза находятся на уровне локтя парня. Все растут — прочел он где-то недавно. Даже японцы. Но когда он перешел на другую сторону бульвара и стал шарить в кармане, пытаясь нащупать ключи от машины, подсознание выдало ему недостающее звено, про которое он забыл на полвечера. Имя киноактрисы, на котором недавно остановился его взгляд, наконец обрело всю полноту значения: Гведолин Плейн по созвучию отослала его к персонажу Гуинплену из «Человека, который смеется» [18] Роман Виктора Гюго. и к цитате, которую он, как думал, забыл: «Большие люди становятся тем, кем хотят. Маленькие — кем могут».