Иэн Рэнкин - Крестики-нолики

— Послушайте, Джон, если так дальше пойдет, этим делом будут заниматься все мужчины и женщины, работающие в шотландской полиции. Уверяю вас.

— Что вы имеете в виду?

— Совершено еще одно похищение. Сегодня вечером мать девочки заявила о ее исчезновении.

— Черт побери! Только этого не хватало!

Успев потанцевать, выпить, расстаться и снова встретиться, они, казалось, стали за этот вечер закадычными друзьями. Они стояли в коридоре, в некотором отдалении от шума и хаоса танцевальной площадки. В конце коридора начинала проявлять признаки нетерпения очередь в единственный в квартире туалет.

Неожиданно Ребус поймал себя на том, что пристально смотрит в скрывающиеся за стеклом и пластмассой изумрудно-зеленые глаза Джилл Темплер. Он хотел сказать ей, что еще никогда не видел таких восхитительных глаз, но опасался обвинений в банальности. Она уже пила только апельсиновый сок, а он, не ожидая от вечеринки ничего особенного, взбодрил себя еще несколькими стаканчиками виски.

— Привет, Джилл.

В стоявшем перед ними коренастом мужчине Ребус узнал человека, с которым перекинулся парой слов у стола с напитками.

— Давненько не видались.

Мужчина попытался чмокнуть Джилл Темплер в щечку, но промахнулся и наткнулся на стену.

— Хватил лишнего, Джим? — невозмутимо спросила Джилл.

Мужчина пожал плечами. Он смотрел на Ребуса.

— С каждым может случиться, правда?

Ребус увидел перед собой протянутую руку.

— Джим Стивенс, — представился мужчина.

— А, репортер?

Ребус позволил теплой, влажной руке на мгновение задержаться в своей.

— Это сержант сыскной полиции Джон Ребус, — сказала Джилл.

Ребус заметил, как вспыхнуло вдруг лицо Стивенса, заметил испуганный заячий взгляд. Однако Стивенс быстро взял себя в руки.

— Рад с вами познакомиться. — Он слегка улыбнулся и добавил: — С Джилл у меня давние отношения, правда, Джилл?

— Не такие близкие, как ты себе, кажется, вообразил, Джим.

Он рассмеялся, бросив взгляд в сторону Ребуса.

— Она просто стесняется, — сказал он. — Я слышал, убита еще одна девочка.

— У Джима всюду шпионы.

Стивенс постучал пальцем по своему кроваво-красному носу и ухмыльнулся, глядя на Ребуса.

— Всюду, — подтвердил он. — Да и сам я всюду поспеваю.

— Ох, любит наш Джим прихвастнуть, — заметила Джилл, и в голосе ее послышались резкие нотки сарказма.

— Завтра еще одна пресс-конференция, Джилл? — спросил Стивенс, шаря по карманам в поисках давно забытых где-то сигарет.

— Да.

Рука репортера легла на Ребусово плечо.

— Давние у нас с Джилл отношения, давние.

Стивенс помахал на прощание, вовсе не рассчитывая на то, что его жест будет замечен, и удалился, хорошенько запомнив лицо Джона Ребуса.

Джилл Темплер вздохнула, прислонившись к стене там, где Стивенс запечатлел свой неудавшийся поцелуй.

— Один из лучших репортеров в Шотландии, — сухо сказала она.

— Ясно. А ваша работа — иметь дело с такими, как он?

— Он не так уж плох.

В гостиной, судя по всему, назревала ссора.

— Ну что, — спросил Ребус, расплывшись в улыбке, — позвоним в полицию, или вы предпочтете приглашение в один известный мне маленький ресторанчик?

— Пытаетесь меня соблазнить?

— Возможно. Вам судить. Вы все-таки сыщик.

— Ладно, будем считать, что вам повезло, сержант сыскной полиции Ребус. Я помираю с голоду. Сейчас, только найду пальто.

Ребус, весьма довольный собой, вспомнил, что и его пальто кто-то отобрал при входе. Оно обнаружилось в одной из двух спален, вместе с перчатками и — приятный сюрприз — неоткупоренной бутылкой вина. Ребус сунул бутылку в карман, расценив находку как ниспосланный свыше знак того, что она ему еще пригодится.

В другой спальне Джилл рылась в куче брошенных на кровать вещей. Под покрывалами, по-видимому, происходило соитие, и все беспорядочное скопление верхней одежды, одеял и постельного белья колыхалось и корчилось, точно некая гигантская амеба. Джилл, тихонько хихикая, нашла наконец свое пальто и направилась к Ребусу, который заговорщически улыбался в дверях.

— До свидания, Кэти! — крикнула она, выходя из комнаты. — Спасибо за вечеринку!

Из-под одеял раздался приглушенный крик — возможно, ответная любезность. Ребус, стоявший с вытаращенными глазами, почувствовал, как его твердые нравственные принципы крошатся, точно сухое печенье с сыром.

В такси они сидели на некотором расстоянии друг от друга.

— А с этим Стивенсом у вас действительно давние отношения?

— Только в его воспоминаниях. — Джилл смотрела мимо водителя вперед, на поблескивавшую мокрую дорогу. — А память у Джима уже не та. Если серьезно, однажды мы с ним действительно провели вместе вечер. Один-единственный раз. — Она подняла один палец. — По-моему, как-то в пятницу вечером. Безусловно, это была большая ошибка.

Ребус успокоился. Ему вновь захотелось есть.

Однако, когда они добрались до ресторана, он был уже закрыт — даже для Ребуса, поэтому они остались в такси, и Ребус дал водителю свой домашний адрес.

— Я большой дока по части бутербродов с беконом, — сказал он.

— Какая жалость! — отозвалась она. — Я вегетарианка.

— Вот те раз! Значит, вы не едите никакой растительной пищи?

— И почему только, — в ее голосе послышались ехидные нотки, — вы, плотоядные обязательно начинаете подшучивать над нами? Точно так же мужчины относятся к движению за освобождение женщин. Почему?

— Потому что мы вас боимся, — ответил Ребус, уже окончательно протрезвевший.

Джилл взглянула на него, но он следил из своего окошка за тем, как припозднившиеся городские пьяницы ковыляют взад и вперед по изобилующей препятствиями и опасностями Лотиан-роуд в поисках выпивки, женщин, счастья. Вечная круговерть, вечные поиски — люди то и дело, шатаясь, заходили в ночные клубы, пабы, забегаловки; и будто обретя наконец искомое, с жадностью глодали брошенные им жизнью кости. Лотиан-роуд была помойкой Эдинбурга. Но именно здесь находились и фешенебельный отель «Шератон», и «Ашер-холл». В «Ашер-холле» Ребус был один раз — сидел там с Роной и прочими снобами, слушавшими «Реквием» Моцарта. Островок культуры среди дешевых закусочных — как это типично для Эдинбурга! Реквием и пакетик чипсов.

— Ну и как, налаживается в наши дни связь с прессой?

Они сидели в его наскоро прибранной гостиной. Предмет гордости и восхищения Ребуса — музыкальный центр «Накамичи» — ублажал их одной из джазовых записей, входивших в его коллекцию для ночного прослушивания. Композицией Стэна Гетца или Коулмана Хокинса.

Поскольку Джилл призналась, что изредка ест рыбу, Ребус поскреб по сусекам и сделал несколько бутербродов с тунцом и помидором. Бутылка вина была откупорена, и Ребус сварил кофейник свежемолотого кофе (угощение, обычно приберегавшееся для воскресных завтраков). Потом он сел напротив своей гостьи и стал смотреть, как она ест. Он едва заметно вздрогнул при мысли, что впервые после того, как ушла Рона, принимает у себя женщину, но потом припомнил — очень смутно — парочку других романов на одну ночь.