Оса Ларссон - Кровь среди лета

Снаружи послышался грохот — это Ларс-Гуннар стучал в дверь. Ребекка зажмурила глаза, но слезы все равно струились по щекам. Она хотела прижать ладони к ушам, но руки ее не слушались, судорожная дрожь не унималась.

— Мама! — закричала Ребекка, когда дверь с треском отворилась.

Что-то больно ударило ее по ноге. Потом Ребекка почувствовала, как на ней рвется одежда. Она не решалась открыть глаза.

Ларс-Гуннар тянул ее вверх за воротник.

— Мама, мама! — кричала она, но наружу прорывался лишь жалостливый писк.

Винса уже слышал такое раньше. Шестьдесят с лишним лет назад его отец гонялся за матерью по кухне. Детей она заперла в соседней комнате. Ларс-Гуннар был старшим. Побледневшие младшие сестры вжались в диван, а он со средним братом колотил в дверь. Винса слышал мамины мольбы и плач. Все, что попадалось отцу под руку, с грохотом летело на пол. Папа хотел заполучить ключ, и вскоре он его нашел. И теперь настал черед Ларса-Гуннара с братом кричать от боли под отцовским ремнем, а запертая в соседней комнате мама отчаянно стучала в дверь.

С чего тогда все началось? Ларс-Гуннар уже не помнил. Отца могло разозлить что угодно.

Он ударил Ребекку лбом о раковину. Девушка затихла, и в голове у Винсы смолкли стоны и плач из прошлого. Он разжал пальцы — Ребекка безвольно упала на пол.

Заглянув ей в лицо, Ларс-Гуннар встретил бессмысленный взгляд округлившихся глаз. Кровь стекала со лба. Девушка напомнила ему косулю, которая чуть не угодила под колеса его машины на дороге в поселок Гелливааре. Она так же смотрела на него и тряслась.

Ларс-Гуннар взял девушку за ноги и выволок ее из туалета.

На лестнице стоял Винни.

— Что?.. — заикаясь, спросил он, показывая на Ребекку.

Его голос походил на крик испуганной чайки.

— Что?..

— Ничего, Винни, — спокойно ответил Ларс-Гуннар. — Иди на улицу.

Но Винни его не слышал. Не спуская глаз с Ребекки, он сделал несколько шагов по направлению к лестнице и повторил свой вопрос: «Что?»

— Это тебя не касается, — сказал Ларс-Гуннар с раздражением в голосе. — Иди на улицу.

Он выпустил Ребекку и несколько раз взмахнул руками в сторону сына, будто хотел отпугнуть его. Потом спустился на первый этаж, вытолкал Винни на двор и запер дверь. Однако и стоя на пороге юноша продолжал твердить: «Что? Что?..» Представив себе, как он в растерянности топчется на крыльце, Ларс-Гуннар еще больше возненавидел женщину, которую оставил на втором этаже. Она сама виновата, будет знать, как лезть не в свое дело!

Ларс-Гуннар преодолел лестницу в три прыжка. То же самое он говорил Мильдред Нильссон: «Не лезьте не в свое дело. Оставьте нас в покое. Меня, Винни и весь поселок».

Это случилось в конце мая. Однажды Винса развешивал во дворе белье. Почки на деревьях еще не распустились, но на грядках кое-где появились первые всходы. Стоял солнечный и ветреный день. Вот уже шесть лет, как умерла Ева, Винни шел тринадцатый год. Мальчик беззаботно бегал по двору, он всегда умел развлекать себя сам. В то же время Ларс-Гуннар не мог оставить его без присмотра, чтобы позволить себе хоть немного отдохнуть в одиночестве.

Ветер трепал простыни и сорочки, точно флаги. Внезапно за спиной Ларса-Гуннара возникла Мильдред Нильссон. Она хотела что-то сказать, и он приготовился слушать. Что-что, а говорить священники умеют.

Немного смутившись, Ларс-Гуннар полез в корзину за своими поношенными кальсонами. Стирка не сделала их ослепительно-белыми, хотя, несомненно, они стали чище. Однако он быстро оправился от чувства неловкости. В конце концов, почему он должен ее стыдиться?

Мильдред Нильссон хотела, чтобы Винни прошел конфирмацию.

— Послушайте, — сказал ей Винса. — Пару лет назад сюда уже приходили какие-то святоши. Они обещали молиться за то, чтобы Винни исцелился, но я выгнал их вон. Я не привык уповать на Бога.

— Я и не обещаю вам этого! — воскликнула Мильдред. — То есть я буду молиться за него, пусть даже у себя дома, а не на глазах у всех. Но я не желаю Винни другой судьбы. Господь благословил вас этим мальчиком. Ваш сын не мог быть лучше, чем он есть.

Ребекка поднялась на колени и оттолкнулась руками от пола. Сделала рывок — и проползла несколько сантиметров. Так она снова добралась до туалета, но у нее не хватало сил встать на нош. Тогда девушка забилась в угол. Ларс-Гуннар поднимался по лестнице.

«Легко ей говорить „Господь благословил“, — рассуждал тогда Ларс-Гуннар. — Ведь не ей заниматься Винни с утра до вечера. И она не знает, как чувствует себя человек, от которого ушла жена. А мне приходится думать и о будущем Винни». Развешивая застиранный пододеяльник, Ларс-Гуннар задумался о том, что ждет мальчика через несколько лет, когда он достигнет половой зрелости. Ни одна девушка не захочет такого парня. Что, если он станет опасен? В голове мелькали мысли одна страшнее другой.

А после ухода Мильдред появились тети из ее свиты. Они уговаривали Ларса-Гуннара разрешить Винни конфирмироваться, даже предложили организовать праздник. «Винни должно понравиться, — говорили они, — а если нет, можно будет немедленно все прекратить». Даже его кузина Лиза приходила. Она обещала справить Винни новый костюм, чтобы ему не пришлось идти к первому причастию в поношенной куртке.

И тут Ларс-Гуннар взбесился. Они уговаривали его не пожалеть денег на костюм и вечеринку! «Когда я отказывался платить за него? — взревел он. — Если бы я хотел на нем сэкономить, давно бы сдал его в приют!»

Он купил Винни костюм и часы. Эти две вещи — последнее, в чем нуждался Винни, но Ларс-Гуннар не возражал. Он не хотел прослыть скупердяем.

Однако потом началось нечто странное. Винсе стало казаться, что любовь Мильдред к его мальчику что-то отнимает у него самого. Люди словно забыли, что он сделал для Винни. Не то чтобы Ларсу-Гуннару было дорого их сочувствие, но ему действительно приходилось в жизни несладко. Сначала его мучил отец, потом предала Ева, и теперь он вынужден в одиночестве воспитывать своего безнадежно больного сына. Ларс-Гуннар мог бы выбрать другую дорогу. Но, получив образование, он вернулся в родной поселок. Он совершил Поступок.

Ева наплевала ему в душу. Ларс-Гуннар помнил, что чувствовал тогда: ему казалось, большего позора быть не может. Однако это он похоронил Еву, когда она умерла. Он оставил Винни дома и взял на себя заботу о нем.

Со слов же Мильдред выходило, что Ларс-Гуннар — просто везунчик. «Все так, — ответил он тогда одной тете из „Магдалины“. — Но все-таки иметь такого сына очень тяжело, слишком много хлопот». И она возразила ему, что дети всегда доставляют родителям хлопоты. Зато Винни не покинет отца, как другие сыновья, когда вырастет. Она еще много говорила о том, о чем не имела ни малейшего представления. Ларс-Гуннар молчал. Он понял, что объяснять бесполезно.