Николай Леонов - Стервятники

— Уже сделано, Лев Иванович. — Котов поднял голову, по его лицу нельзя было догадаться, что человек недавно перенес психологическую травму.

— Мы временно меняем направление удара. Необходимо разыскать убийц, собрать доказательства. Дело не только в возмездии, возможно, они и явятся первой ступенькой лестницы, которая приведет нас к цели: обоснованному аресту руководителей, развалу группировки. — Казалось, Гуров не смотрит на своих товарищей, но впечатление обманчиво, сыщик прекрасно видел каждого, потому и сказал: — Слушаю, Станислав.

— Я не оригинален. Лев Иванович, полагаю, исполнителей уже ликвидировали, — сказал Станислав, — мы лишь потеряем время.

Гуров кивнул, взглянул на Котова и я Нестеренко. Оперативники молчали, но по их лицам легко можно было понять, они согласны с полковником Крячко.

— Мы с Петром так не считаем. Отморозки не жесткая, хорошо организованная структура, лишь преступная группировка. Агеев не крестный отец, лишь мальчишка, желающий стать фюрером.

Самовлюблен, внутренне недостаточно уверен в себе, да и не располагает необходимыми чистильщиками. Они все друг друга знают, здесь принцип "домино" не проходит. Они не хладнокровные убийцы, провозглашенный ими принцип "Сила смеется над всем" доказывает, что настоящей силой они не обладают. Запугать обывателя, лишить нас свидетелей они могут, убить своего кореша вряд ли способны. Не в драке, сгоряча, а обдуманно, по приказу.

— Я не согласен, — упрямо повторил Крячко.

— Имеешь полное право, тебя, видимо, не было, когда я распустил профсоюз. — Гуров говорил рассеянно, думая о другом. — Дискуссия закончена, каждый остается при своем мнении и выполняет все мои приказы. Григорий, ты возвращаешься в свой дом, находишь свидетелей, которые видели убийц. Убежден, была машина, далеко оставлять ее парни поленились. Свидетели есть, я не сомневаюсь, обнаружить их несложно, трудно убедить дать официальные показания.

— Лев Иванович, там трое суток копали ребята из МУРа, я их знаю, стоящие оперативники. Результата нет.

— А у тебя будет, — уверенно произнес Гуров. — И не только потому, что ты способный, ты местный, твоих родственников зарезали. Выявишь свидетелей, аккуратно доставишь в прокуратуру, затем решим, что с людьми делать.

Кто работает, возьмет отпуск и путевку в дом отдыха, пенсионеров сразу в дом отдыха либо к родственникам. Деньги я достану. Ни один свидетель не должен из прокуратуры вернуться домой.

— Понял. — Котов поднялся. — Разрешите выполнять?

— Действуй. — Гуров подождал, когда за Котовым прикроется дверь, продолжал: — Станислав, ты встречаешься а со своим Блондином, выясняешь, кто из группировки пропал. Не рискуй, все только наверняка. Валентин, ты страхуешь полковника, учить вас не стану. Когда исчезнувших выявите, проведете на них установку, ищите дальних родственников, приятелей, любовниц, проживающих недалеко от Москвы. Серьезных денег у парней нет, вылет за рубеж или в район Камчатки считаю нереальным.

— Будет так, как я считаю удобным, — прокомментировал Станислав. — Мне такая постановка вопроса нравится.

— Я рад за тебя, выполняй. — Гуров смотрел на друга без симпатии. Понадобится, пешком на край света пойдешь, сначала взглянешь, что лежит под ногами.

Станислав собрался возразить, перехватил недобрый взгляд Гурова, удержался и снял трубку ожившего телефона.

— Слушаю вас внимательно, — передразнил Станислав начальника. Спасибо, Олег, я понял. Ты заступил или меняешься? Счастливого отдыха, не пей чай, вредно, посадишь печень. — Он разъединился, трубку положил на стол, пояснил: — Помощник дежурного сообщает, только что звонили, интересовались телефоном полковника Гурова.

Голос молодой, уверенный, себя назвать отказался.

Гуров кивнул, постукивал карандашом по столу, затем сказал:

— Видимо, Агеев, с подачи Георгия.

Положи трубку, я с ним разговаривать не хочу, если он звонит, то все, что мне надо, он сообщил. Скажи, полковника послали в командировку, вернется на следующей неделе. Поинтересуйся, кто спрашивает, нужна ли помощь...

Вновь зазвонил телефон, Станислав снял трубку, вежливо, но достаточно сухо сказал:

— Здравствуйте, вас слушают. — Он поднял взгляд на Гурова, кивнул. Полковник по приказу руководства улетел в дальние края, вернется на следующей неделе. Что-нибудь передать? Я могу вам помочь? Раз сугубо личное, то звоните. — Станислав положил трубку. — С тобой тяжело работать. Лев Иванович, постоянно ощущаешь комплекс неполноценности.

— Поезжай в район, встряхнись, не пытайся меня разжалобить, я по вторникам не подаю.

— Сегодня среда, господин полковник. — Станислав взял из шкафа куртку, открьш дверь, пропустил Нестеренко.

— Среда? — взглянув на закрывающуюся дверь, переспросил Гуров. — Так тем более, мой друг, тем более.

Котов сидел на кухне у старой соседки по лестничной площадке Нюры, которую в доме почтительно величали Матвеевной, пил обязательный чай, выслушивал обязательные соболезнования. Матвеевна, старуха набожная, злая и лживая, держала в страхе весь дом, и Григорий явился к ней к первой отнюдь не оттого, что рассчитывал на ее помощь. Возможные свидетели скорее всего окажутся людьми пожилыми, вероятно, с ними придется беседовать не один раз. Котов не хотел иметь в лице своей злобной соседки мощного противника. Сама она все знает, но ничего не скажет, в то же время Матвеевна способна оказать давление на других. Вниманием ее обходить не следовало.

Опер молчал около часа, невнимательно слушал причитания, перемешанные с шипением, решал, кто в доме мог видеть машину, чьи окна выходят в переулок, кто видел убийц — окна других свидетелей выходят во двор. Из-за мартовского ненастья скамейка во дворе наверняка пустовала, а если на ней и распивали, так посторонние, которых не найдешь, да они ничего и не видели, спиртное глаза застит.

— Вижу, и не слушаешь ты меня, милок, — прорвалась Матвеевна сквозь заслон оперативных размышлений. — Вижу, твой еврейский Бог душу мутит.

А наш Христос велел не мстить, а прощать.

Терпение опера имело границы, он спросил:

— А ваш Христос какой национальности был?

— Православной, значит, исконно русской, — уверенно ответила Матвеевна.

— А как же он в Иерусалим забрался, далековато?

— Истину нес, вот и забрел, — убежденно заявила верующая. — Батюшка говорил, Христа из зависти евреи и распяли.

— Русского? Мысль интересная. А кто видел то, как распяли? И кто видел, как убийцы в мою квартиру вошли и невинных жизни лишили?

— Жиды вошли и порешили, и Колюшку-калеку они убили.

— А видел кто?

— Хитро ваше племя. Своих-то ты упрятал, на поминках Насти не было. А я твоим угощением отравилась.