Виктор Пронин - Каждый день самоубийство

– Она в интернате, – повторила Равская.

– У вас есть еще родные? – спросил Кувакин.

– Мать. Она очень больна. Сейчас в больнице. Сердце. Кстати, это ее квартира. Поскольку меня несколько удивляет... и настораживает то обстоятельство, что вы решили искать меня именно здесь.

– Сколько вам лет? – спросил Демин.

Равская помолчала, затянулась сигаретой, выпуская дым вверх, к потолку, к хрустальной люстре. Потом тыкнула сигарету в опять же хрустальную пепельницу и жестко, по-мужски раздавила ее.

– Боже, какой приятный разговор был... И вдруг – сколько лет! Сколько бы мне ни было лет, все равно это не является уличающим фактором. В чем бы то ни было. Неужели вы не могли удержаться от столь неприятного вопроса?

– Не мог, – вздохнул Демин. – Товарищу Кувакину, который в данный момент записывает ваши ответы в протокол, положено занести туда и дату вашего рождения, и место работы, и семейное положение... Там, в бланке протокола, для всех этих данных специальные графы нарисованы, – терпеливо произнес Демин.

– Мне сорок пять лет, – без выражения сказала Равская.

– Сорок пять?! – удивился Кувакин.

– А сколько бы вы дали?

– Ну... Тридцать пять, – покраснел тот.

– Спасибо, – горделиво улыбнулась Равская и, невольно скосив глаза, посмотрела на себя в зеркало.

– Ваша мама в какой больнице? – спросил Демин.

– Неужели вы и ее будете допрашивать?

– Если позволят врачи, – невозмутимо ответил Демин. – Так в какой она больнице?

– В семнадцатой. Почтового адреса я не знаю.

– Семнадцатая? – переспросил Демин. – Хорошая больница. Но она не в вашем районе?

– Ну и что? – улыбнулась Равская. – Вы сами говорите, что это хорошая больница. Могу заверить – если бы я знала, что где-то есть больница лучше, то моя мама лежала бы там. Когда речь идет о родителях, я могу вам сказать без ложной скромности...

– Кто живет в вашей квартире? Простите, что перебил вас...

– Никто. Она временно пустует. Это ведь не преступление? Мы с мамой собираемся обменять две наши квартиры на одну большей площади, но пока не собрались... То она болеет, то мне некогда...

– Вашей квартирой кто-нибудь пользуется?

Равская некоторое время молчала, удивленно глядя на Демина, как бы совершенно не понимая вопроса.

– Ах, вы об этом. – Она вынула из пачки еще одну сигарету, не торопясь, прикурила, затянулась, запрокинула голову и пустила дым к потолку. – Боюсь, что мне опять придется сказать несколько нехороших слов об этом недоумке... Я имею в виду Татулина. Дело в том, что он как-то попросил у меня ключ от той квартиры. К нему, видите ли, приехали гости, а разместить их негде. Ведь вы знаете, поселиться в гостинице в наше время – дело невозможное. Не в Европе живем. – Татулин часто пользовался вашей квартирой?

– Один раз, насколько мне известно. Правда, его родственники и жили там около недели... А что, разве он... – Равская не решалась закончить вопрос.

– Он вернул вам ключ?

– Не помню... А знаете, кажется, нет. Да, действительно, вот сейчас припоминаю – ключ он не вернул. Но я так доверяла ему... У него есть своя квартира, совсем неплохая, мне и в голову не приходило...

– У вас настолько близкие отношения с Татулиным, что вы можете дать ему ключ от собственной квартиры, даже не требуя вернуть его обратно?

– Нет, конечно, не настолько близкие... Но этот случай у меня просто выпал из головы.

– Татулин утверждает, что вы дали ему валюту для продажи. Это верно? – спросил Демин.

– Что верно? – засмеялась Равская. – Вполне возможно, что он действительно это утверждает. – А если всерьез?

– Откуда у меня валюта, товарищи дорогие?! У меня ставка сто сорок рублей.

– Сто сорок? – Демин невольно обвел комнату взглядом.

– Ах, не смотрите на меня с укором! – воскликнула Равская. – Это все мамины сбережения. Видели бы вы мою квартиру – вы бы знали, как можно обставить ее, получая сто сорок рублей в месяц.

– Мы ее видели, – как бы между прочим сказал Демин.

– Уже?! Господи...

– Вы давно там были, Ирина Андреевна?

– С полгода, наверно уж, может, и больше...

– Соседи утверждают, что вы были там совсем недавно.

– Ну... Если соседи утверждают. – Равская не смогла скрыть брезгливой гримасы. – Им виднее.

– Они правы?

– Я сказала то, что сказала.

– В таком случае потребуется очная ставка, – сказал Демин больше Кувакину, нежели Равской. – Ты, Коля, отметь это расхождение в показаниях.

– Очная ставка? Боже, сколько формальностей... Знаете, чтобы избавить и себя, и вас от ненужных хлопот, пустых формальностей, я готова признать... Вернее, готова просто согласиться с тем, что я была в своей квартире недавно. Дожили! Дожили! Приходится отвечать на вопрос о том, когда ты был в собственной квартире, зачем ты приходил в собственную квартиру, чем ты занимался в собственной квартире! – Равская подняла руки кверху, как бы призывая в свидетели высшие силы.

– О том, чем там занимались, мы поговорим позже, – пробормотал Демин. – Скажите, Ирина Андреевна, как давно вы были в своей квартире? Только, пожалуйста, не надо столь близко к сердцу принимать наши вопросы... Так когда же?

– Может быть, с месяц... Хотя подождите. Я что-то купила недавно... Да, соковыжималку! В моем возрасте, согласитесь, из всех напитков надо отдавать предпочтение сокам. Так вот, эту соковыжималку я и забросила к себе на квартиру. Мне неудобно было с ней по городу таскаться... Надеюсь, этим я не совершила ничего предосудительного?

– При обыске в доме Татулина найдены порнографические снимки.

– И этим он занимался?! – Равская вскочила. – Боже милостивый! Я считала, что он просто дурак. Ведь, между нами, он дурак, вы не могли этого не заметить... Но порнография! Это же грязь!

– Совершенно с вами согласен, – сказал Демин. – По предварительным данным, снимки эти сделаны в вашей квартире. Как вы это объясните?

– Я наказана за свою доверчивость. И поделом. Он приходил сюда, этот прохвост, и... и чуть не падал в ноги. Есть у него лакейская привычка падать на колени, когда просит что-нибудь... У него дрожали руки, в глазах стояли слезы, он просил у меня ключ, и я всерьез испугалась, что если я ему этого ключа не дам, то он покончит с собой здесь, на ковре... А когда я дала ему ключ, то он устроил в моей квартире, простите, бордельеро, как сейчас говорят! Как я его ненавижу! Ведь то, что вы здесь, – это его заслуга, не так ли?

– Он утверждает, что валюту для продажи дали ему вы, – повторил Демин.

Ноздри у Равской трепетали от возмущения, грудь поднималась высоко и часто, сигарету она курила, не выпуская изо рта, по комнате ходила быстро и взволнованно. Но Демин, наблюдая за ней, заметил, как Равская, проходя мимо большого зеркала, не забывала быстро окидывать себя взглядом, как бы проверяя, достаточно ли она разгневана, в меру ли потеряла власть над собой.