Вячеслав Денисов - Дежурные сутки

До одиннадцати утра в отдел не поступило ни одного заявления о совершенных преступлениях. Народ боролся со стихией, и криминальные мысли ему в голову не лезли. Кравцов и Ширшов занялись было уже своими делами, как поступило первое сообщение. Пожелавший остаться неизвестным сообщал, что какой-то гражданин весьма сомнительной наружности перевозит на резиновой лодке вещи из подъезда одного дома в подъезд другого. Поскольку момент для переезда был выбран гражданином не совсем удачно, дежурный райотдела направил на место передислокации вещей оперативную группу.

«Уазик», как танкер «Дербент», медленно двигался по реке им. Академика Келдыша, рассекая воду не предназначенным для этой цели бампером. Еще не доезжая до искомого места, Кравцов увидел маленькую рыбацкую лодку, в которой находился тщедушный мужичок. Он, как Ункас, сын Чингачгука, уверенным движением весла направлял свою резиновую пирогу на соседнюю улицу. Не было известно, что именно индеец уже успел перевезти до прибытия опергруппы, но на этот раз лодка гордо перемещала кухонный импортный телевизор и кое-какие вещи из натуральной кожи. Кравцов и Ширшов, которые втайне надеялись на то, что мужик просто спасает свои вешу, внимательно наблюдали за телепортацией домашнего имущества. Ну, не будет же мужик средь бела дня так нагло обворовывать квартиру! Не идиот же он, в самом-то деле! Но их сомнения рассеялись, как утренний туман, когда они увидели реакцию Ункаса на появление милиции. Трусливый сын Чингачгука резко изменил курс и короткими резкими гребками стал уходить от бледнолицых. Леха от возмущения чуть не задохнулся — какой-то огрызок пытается уйти от его «УАЗа» на резиновой лодке, размахивая игрушечным веслом! Он, на мгновения позабыв, что его машина в данной обстановке выполняет не свойственную ей роль, добавил газу. «Мусоровоз» набрал в рот воды и замолчал. Пирога медленно, но уверенно уходила от преследования.

— Это что же получается?! — заорал Ширшов. — Он уходит от нас?!

Его вопль, обращенный к небесам, прозвучал скорее не как вопрос, а как утверждение. Таким образом, спросив и самому себе ответив, Ширшов распахнул дверцу и прыгнул в ледяную воду.

— С ума сошел?! — изумился Кравцов.

— От Ширшова не уйдешь! — взревел тот и, рассекая воду коленями, как форштевнем, бросился в погоню.

Леха, который недолюбливал Ширшова за его болтливость, не спеша достал сигарету, закурил и сообщил Марку:

— Через минуту вода испарится и дальше поедем.

— Что же ты раньше не сказал? — возмутился опер.

— А, не успел…

Между тем гонка с преследованием продолжалась. Мерзавец гнал свое каноэ на пустырь, в ложбину. Там глубина могла достигать более метра. Ширшов бежал с той же скоростью, что и лодка. Наконец «УАЗ» кашлянул и завелся.

Картина была потрясающая. Впереди шла резиновая лодка, за ней бежал следователь. Следом двигался, неумолимо сокращая расстояние, милицейский автомобиль. Будет о чем вспомнить жителям улицы имени Академика Келдыша…

Поравнявшись со следователем, Кравцов предложил тому сесть в машину. Ширшов гордо отказался и продолжил преследование в одиночку. Опер плюнул и приказал Лехе догнать «индейца». Через полминуты «УАЗ» и резиновая лодка напоминали две университетские команды на Темзе. Они шли рядом параллельным курсом.

— Устал? — поинтересовался Кравцов у гребца.

Тот, дико вращая глазами, замахал веслом «справа-слева» еще быстрее. Марку это надоело, он вытащил из-за пазухи «ПМ» и выстрелил в воду. Выглядело это почти как принудительная остановка браконьерской японской шхуны пограничным катером. Гребец перепугался, выполнил команду «суши весла» и лег в дрейф. Подоспевший Ширшов, ужасно ругаясь, пристегнул непокорного индейце наручниками к резиновой уключине и взял лодку на буксир. Так они и прибыли в райотдел. Следователя потом долго отпаивали чаем с вареньем, а благородный Кравцов сунул ему втихаря стакан со ста граммами водки.

И вот сейчас, услышав разговор Ширшова с зятем Авдотьи Степановны, опер отчетливо вспомнил допрос следователем гребца на резиновой лодке…

Улица Лесосечная представляла собой ровный двухшереножный строй почерневших от старости деревянных домиков, развернутых лицом друг к другу. Этакий смотр супердембелей… По дороге Гурт доложил обстановку. Из доклада следовало, что на вышеупомянутой улице проживают малообеспеченные и социально незащищенные, страдающие от алкогольной зависимости жители района. Все относительно ценные вещи в домах были похищены соседями друг у друга еще в прошлом тысячелетии. Поскольку в последнее время выходцам из Северного Кавказа приходилось очень проблематично находиться в городе с грозненской или Гудермесской пропиской, а торговать было нужно, они могли запросто зарегистрироваться на улице Лесосечной. Проблема разрешалась быстро после небольшого вознаграждения хозяину дома. Поэтому записи в домовых книгах уличного комитета выглядели приблизительно следующем образом:

Муж. Сметанкин Иван Ильич, 1952 г.р.

Жена. Сметанкина Клавдия Петровна, 1953 г.р.

Сын. Сметанкин Федор Иванович, 1975 г.р.

Дядя. Маджиев Алибек Аслан-хаджи, 1977 г.р.

Дядя. Алибеков Муса Ганиевич, 1950 г.р.

Брат мужа. Мустафаев Ходжа Эльдарович, 1976 г.р.

Площадь позволяла…

На этом фоне более чем странно звучало заявление соседей — «посторонние в доме». На улице Лесосечной посторонних в домах было больше, чем коренных жителей.

— Вот он, этот дом. — Гурт указующем перстом обозначил местонахождение посторонних и стал ждать указаний от Кравцова. Несмотря на то, что старшим группы, как правило, является следователь, во время дежурств Кравцова это бремя единодушно возлагалось на опера.

— Штурм? — предположил, яростно расчесывая затылок, Ширшов.

— А у тебя пистолетик-то есть? — спросил Леха.

— Нету, — совершенно спокойно обезвредил яд Лехи Ширшов. — А зачем он мне? Я — KMC по греко-римской борьбе.

— И в какой категории?

— Ну и что, что до пятидесяти девяти килограммов? Главное — мастерство.

— Хватит, — отрезал Кравцов. — Вы, — ткнул он пальцем в Гурта и Ширшова, — за дом, к окнам. Леха — к окнам, выходящим на улицу. Я иду в дом. Вперед.

Вытаскивая оружие, сотрудники быстро рассредоточились по указанным позициям. Марк подошел к двери и прислушался. Ни звука. Может, по местным понятиям, «посторонние в доме» — это когда в доме тихо?

Опер потянул самодельную дверную ручку на себя. Сени. Марку вспомнилось: «Милая Мила в сени ходила, корову доила…» Вы когда-нибудь видели, чтобы люди в сенях корову держали?

Шагнув к двери, ведущей в дом, опер пальцем руки опустил предохранитель на пистолете вниз… Уже открывая дверь, Кравцов почувствовал запах, свойственный таким помещениям. В нос ударила вонь месяцами не стиранного постельного белья, прокисшей пище и высохших бутылок из-под алкогольного суррогата. Несмотря на то что в это время ярко светило солнце, в комнате был полумрак. Грязные бордовые шторы были задернуты, а электричество в этом жилище Чубайс, очевидно, отключил в день размена Примакова на Кириенко.