Карин Слотер - Хорошая дочь [Литрес]

Вместо того чтобы искать слово «клингонский», Сэм перезагрузила страничку Чарли. Увидев новое фото сестры, покачала головой. Они подобрали еще одного бродягу. Пятнистый, как кунхаунд, но коротконогий, как такса. Он стоял во дворе по пузо в траве. Кто-то из друзей Чарли под странным никнеймом «Т. П. Трейлер» едко заметил в комментариях, что мужу Чарли пора покосить газон.

Бедный Бен. Он провел много часов, разгребая вместе с Чарли кабинеты Расти и этажи ШБ, складывая в коробки, отдавая на благотворительность и продавая на eBay все эти многочисленные журналы, предметы одежды и даже, невероятным образом, протез ноги, который купил за шестнадцать долларов какой-то мужчина из Канады.

Они так и не нашли фотографию Гаммы. Был тот самый снимок, выцветший на солнце портрет, который Расти испортил, оставив его на столе. Но фотографии, о которой он говорил Сэм, той, на которой, по его словам, запечатлено мгновение, когда он и Гамма полюбили друг друга, нигде не было. Ни в сейфе. Ни в папках Расти. Ни в шкафах. Ни в его городском офисе, ни в ШБ.

Сэм и Чарли наконец решили, что мифическое изображение — это, вероятно, одна из придуманных Расти басен, приукрашенных ради удовольствия слушающего и лишь отчасти основанная на фактах.

Тем не менее Сэм было больно потерять это фантомное фото. Годами она прочесывала научный мир в поисках плодов блестящего ума своей матери. Только три недели назад ей пришло в голову, как глупо было ни разу не попытаться найти ее изображение.

Сэм могла бы смотреть в зеркало и находить сходство. Она могла бы обмениваться с Чарли воспоминаниями. Но, кроме двух сухих научных статей, у нее не было никаких доказательств того, что их мать была живым, полным сил человеческим существом.

Открытка из НАСА, которую они нашли в сейфе у Расти, натолкнула ее на одну мысль. Смитсоновский институт совместно с Космическим центром имени Джонсона тщательно документировал каждый этап космической гонки. Сэм начала искать журналиста или историка, который мог бы грамотно провести расследование и выяснить, есть ли в этих архивах фотографии Гаммы. Несколько откликов она уже получила. Ей на руку сыграл тренд на пересмотр истории технических наук и признание роли женщин и меньшинств в научных достижениях человечества.

Это, конечно, поиск иголки в стоге сена, но Сэм нутром чувствовала, что в архивах НАСА или даже «Фермилаба» должна быть фотография Гаммы. Впервые в жизни она вдруг поверила, что есть такая вещь, как судьба. Не могло все закончиться на кухне почти тридцать лет назад. Сэм знала, что однажды снова увидит лицо своей матери. Все, что потребуется, — это деньги и время, а у Сэм и того и другого предостаточно.

Прозвенел таймер.

Сэм налила молока в горячий чай. Она смотрела в окно, наблюдая, как дождь колотит по стеклу. Небо потемнело. Поднялся ветер. Сэм почувствовала, как все здание слегка качнулось от надвигающегося шторма.

Сэм вдруг стало интересно, какая сейчас погода в Пайквилле.

Расти бы точно знал. Как они выяснили, он продолжал наблюдение за погодой, которое начал вместе с Чарли. Бен нашел стопки бланков в амбаре, где Расти почти ежедневно на протяжении двадцати восьми лет записывал направление и скорость ветра, атмосферное давление, температуру, влажность и осадки. Они и не знали, что он по-прежнему отслеживал все эти показатели. Бен установил на вышке погодную станцию, которая по беспроводной связи передавала эти данные в НАИОА.

Может быть, в сухом остатке это означало, что Расти был человеком привычки. Сэм всегда думала, что она больше похожа на мать, но хотя бы в этом одном она, безусловно, унаследовала черты отца.

Ежедневные круги в бассейне. Кружка чая. Йогурт с гранолой.

Сэм жалела о разных мелочах, например, о том, что не сохранила последнее сообщение, которое Расти оставил в ее день рождения. Громогласное приветствие. Информация о погоде. Загадочный исторический факт. Неуместное прощание.

Больше всего она скучала по его смеху. Он всегда так радовался собственному остроумию.

Сэм совершенно потерялась в размышлениях и не услышала, как зазвонил телефон. Только настойчивый виброзвонок вернул ее в реальность. Она провела по экрану. Приложила телефон к уху.

— Она подписала соглашение, — сообщила Чарли вместо приветствия. — Я говорила ей, что мы можем попробовать скинуть еще несколько лет, но родители Люси Александер сильно давили, и Уилсоны хотели поскорее с этим разделаться, поэтому она получила десять лет общего режима, с возможностью условно-досрочного освобождения через пять лет при хорошем поведении, которое она, несомненно, продемонстрирует.

Сэм пришлось мысленно повторить слова Чарли, прежде чем она полностью их осознала. Сестра говорит о Келли Уилсон. Сэм наняла адвоката из Атланты, чтобы подготовить соглашение о признании вины. С учетом внезапной отставки Кена Коина по собственному желанию и аудиозаписи последних слов Юдифи Пинкман, которые приравняли к признанию на смертном одре, прокурор штата был рад избавиться от дела Келли Уилсон.

— Коин никогда бы не пошел на это соглашение, — заметила Чарли.

— Спорим, я бы его уговорила.

Чарли благодарно рассмеялась.

— Ты мне когда-нибудь расскажешь, как ты заставила его уволиться?

— Это интересная история, — ответила Сэм, но рассказывать не стала.

Чарли все еще отказывалась признаваться, почему у нее был сломан нос, поэтому Сэм отказывалась объяснять, как она запугала и заставила самоустраниться Коина с помощью написанного Мейсоном признания.

— Условное освобождение через пять лет — это хорошо, — сказала Сэм. — Келли будет чуть за двадцать, когда она выйдет на свободу. А ребенок будет еще маленьким, так что они успеют восстановить связь.

— Не сыпь мне соль на рану, — отозвалась Чарли, и Сэм поняла, что она говорит не о Келли Уилсон и не о ее нерожденном ребенке, и даже не о Кене Коине. Она говорит о Мейсоне Гекльби.

ФБР развернуло полномасштабную атаку на Мейсона, обвинив его во лжи федеральному агенту, фальсификации улик, воспрепятствовании правосудию и, соответственно, пособничестве двойному убийству. Несмотря на добровольное признание в пайквилльской полиции, Мейсон Гекльби, что неудивительно, нанял очень хорошего дорогого адвоката, который устроил соглашение на шесть лет без возможности досрочного освобождения. Федеральная тюрьма в Атланте не самое приятное место для отбывания наказания, но в последние недели и Чарли, и Сэм периодически спрашивали себя, а не стоит ли исполнить угрозу Сэм и обнародовать письменное признание Мейсона.

Сэм сказала то, что всегда говорила в этих случаях:

— Для нас с тобой лучше отпустить эту ситуацию, Чарли. Папа не хотел бы, чтобы мы связывали себя на следующие пять-десять-двадцать лет необходимостью бороться с Мейсоном Гекльби в системе уголовного правосудия. Нам надо жить своей жизнью.