Лина Бенгтсдоттер - Беатрис [Литрес]

— Но… — промямлила я. И не знала, что еще добавить, потому что Лу была права.

— Мама умерла, — продолжала Лу. — Денег нет, а весь этот мир насквозь прогнил. Разве ты сама не видишь? Правда ничего не видишь?

— Вижу. Но иногда он бывает прекрасен.

— Ее отберут, — сказала Лу. — История повторится. Все должно закончиться здесь.

— Она такая хорошенькая, — выдавила из себя я, показывая на девочку. Казалось, ветер вот-вот сорвет с нее белый кружевной чепчик. Я сделала крошечный шаг вперед.

— Стоять, — сказала Лу. Она сделала шаг назад и теперь стояла на самом краю. — Не подходи.

Никки — девочка, сидевшая на подоконнике, встретила Чарли на парковке перед зданием.

— Ты быстро бегаешь? — спросила она.

— Да, — ответила Чарли.

— Хорошо, потому что надо очень спешить.

Никки побежала. Чарли последовала за ней к заднему фасаду здания и дальше через поле. По мягкой земле бежать было тяжело, и Чарли почувствовала, как ее охватывает паника.

Они бежали невыносимо долго и наконец оказались на краю леса, где узкая скользкая тропинка уходила куда-то вверх.

Чарли увидела их издалека. Девочка в красном платье Бетти с ребенком на руках, качающаяся на самом краю обрыва. Ветер, рвущий волосы и ткань. В нескольких метрах от них стояла Сара.

— Стой на месте, — крикнула Лу, увидев Чарли. — И ты, Никки. Предупреждаю — не подходите.

Сара обернулась.

— Чарли! — со слезами в голосе крикнула она. — Помоги нам! Пожалуйста, помоги!

Чарли стояла неподвижно, сердце отчаянно билось от страха и напряжения — один неверный шаг, и все пропало.

— Лу, — начала она. — Я понимаю, что ты напугана, но…

— Я не напугана, — ответила Лу. — Я ничего не боюсь.

— Ты не могла бы отойти от края, чтобы мы могли спокойно поговорить? — попросила Чарли.

— Не о чем говорить.

— Но ребенок… — возразила Чарли.

— Это мой ребенок, — ответила Лу. — Она моя.

— Я знаю, — ответила Чарли. — Знаю, что это так. И с тобой очень плохо обошлись, Лу.

— Перестань разговаривать со мной так, будто мы знакомы. Ты ничего обо мне не знаешь.

— Я знаю, что тебе пришлось очень тяжело, — сказала Чарли. — И я хочу помочь тебе и ребенку.

— Все вы всегда так говорите. Я вам не верю.

— Понимаю, — ответила Чарли. Она подумала, что перед ней человек, слишком много переживший в жизни, повидавший слишком много зла. «Всему есть предел, и когда ты достиг предела, пути назад уже нет».

Но для маленькой девочки жизнь не должна закончиться вот так.

— Вероятно, ты мне не веришь, — сказала Чарли. — Но я тебе обещаю. Я позабочусь о том, чтобы тебе помогли.

— Это правда, — плача, заговорила Сара. — Послушай ее, Лу, она одна из нас. Она — та маленькая девочка, которая жила в Люккебу. И у нее… история со счастливым концом.

— Историй со счастливым концом не бывает, — отрезала Лу. Она покачнулась.

— Твоя дочь еще толком не начинала жить, — сказала Чарли. — Неужели ты не хочешь дать ей шанс, чтобы…

— Чтобы что? — спросила Лу. — Чтобы весь мир нассал на нее, чтобы ее держали в учреждениях и трахали папочки в приемных семьях?

— Необязательно все сложится именно так, — возразила Чарли.

На заднем фоне послышался собачий лай.

— Сюда еще кто-то идет? — спросила Лу.

— Да, — ответила Чарли. — Но они не желают тебе зла, Лу. Они хотят помочь.

Она подумывала о том, чтобы достать телефон и написать Грегеру, чтобы он подождал, но боялась отвести глаза от Лу.

— Я тебе не верю, — сказала Лу. — Я больше ни во что не верю.

— Стой! — крикнула Чарли Саре, которая кинулась к краю обрыва.

Но Сара не послушалась. Она подбежала к Лу, и та протянула ей ребенка.

— Ее зовут Беатрис, — сказала Лу. — Беатрис Лу Мун. Не забудь ее имя.

В следующую секунду она кинулась с обрыва спиной назад.

Густав и Фрида Пальмгрен весьма неуместно смотрелись на зеленых пластиковых стульях в комнате для допросов. На руках у Фриды радостно гулила Беатрис с одеялом-кроликом в одной ручке и резиновым жирафиком в другой. Из всех присутствующих на нее единственную никак не повлияли события, приведшие их в ту точку, где они сейчас находились.

Социальная служба быстро приняла решение о временном воссоединении во благо ребенка. Никто не знал, что будет дальше, но сейчас для Фриды, кажется, не существовало ничего другого, кроме того, что Беатрис вернулась. Фрида не сводила глаз с малышки.

Густав тоже был сосредоточен на Беатрис. Чарли пришлось дважды обращаться к нему, прежде чем он отреагировал.

— Мы очень хотели ребенка, — сказал он. Дальше он рассказал о том, как они тосковали, обо всех попытках и неудачах, о разбитых надеждах, вынимавших всю душу. Вероятно, предполагалось, что Чарли поймет и проявит сочувствие, но она не могла его испытывать, зная, что в морге лежит тело молодой женщины, так дорого заплатившей за их мечту.

— Она согласилась — сказал Густав. — Лу сама этого хотела. Она понимала, что у нас Беатрис будет лучше.

— Тогда почему вы не осуществили удочерение законным путем? И почему заплатили ей? — спросила Чарли.

— Мы так хотели, — пояснил Густав. — Мы хотели, чтобы у нее был капитал, чтобы открыть салон, о котором она все время говорила. Мы просто стремились сделать ее жизнь лучше.

— А может быть, вы стремились сделать лучше свою собственную жизнь? Скрыть, что Беатрис не является вашим биологическим ребенком? Вы так этого хотели, что обошли закон, а потом, когда Беатрис пропала, вы придерживались своей версии. Вы надеялись раскрыть все сами, хотя на кону была человеческая жизнь. Этому нет оправданий.

— Ты права, — ответила Фрида, прежде чем Густав успел возразить. — Мы думали в первую очередь о самих себе. — Она погладила Беатрис по головке. — Мы пытались все это скрыть, чтобы она осталась у нас, мы…

— Вы знали, что ее биологический отец — Давид? Что он насиловал ребенка, взятого на воспитание в его семью, что он виноват в ее беременности?

— Что ты такое говоришь? — ахнула Фрида. Она уставилась на Чарли, словно надеялась, что та возьмет свои слова назад, признается, что это неправда. Потом повернулась к Густаву. — Скажи, что это не так.

— Я не знаю, — пробормотал Густав. Его лицо, ранее покрытое бисеринками пота, теперь сильно покраснело. — Я не знаю, правда ли это, но раньше я ничего об этом не знал, клянусь тебе.

— Я тебе не верю, — проговорила Фрида, прижимая к себе Беатрис. — Твои клятвы ничего не значат.

— Фрида, — сказал Густав. — Я правда не знал.

— Эта девочка… — пробормотала Фрида. — Лу… все это… так ужасно.

Она покачала головой.

Казалось, Густав вот-вот расплачется, но Чарли не могла заставить себя сказать слова утешения. Перед глазами у нее стояла Лу, бросающаяся с обрыва, ее обезображенное тело на камне под скалой. В этой драме она оказалась жертвой.