Вероника Трифонова - Последняя жертва [litres с оптимизированной обложкой]

– Думаешь, он специально хотел… убить меня? – Гоша приподнялся в кровати.

– Я думаю… да, – серьёзно глядя на него, сказал Юра. Я увидел, как он в тебя прицелился. Хотел крикнуть тебе, но не успел. Всё произошло так быстро… Ты знаешь, когда он… Голос Юры вдруг сделался хриплым. Когда он… начал убивать нас, то был уже совсем не в себе. Он понимал, что не сможет спастись. Наших было больше, плюс Ксюшу ты от него оттащил, – Юра громко кашлянул, прикрыв рот ладонью. – Но когда она вырвалась, а ты выбежал за ней – то был в той стороне один: то есть вокруг тебя не было никого из полиции. Ребята были в другом месте, причём ближе к нему. Но Артём всё равно направил оружие в твою сторону.

Юра вздохнул и снова откашлялся, а потом продолжил.

– Он смог продержаться так долго лишь потому, что с ним… ну, была Ксюша. Наверное, он захотел убить тебя, потому что ты схапал её. Ему это вряд – ли понравилось.

– Юра, – хмыкнул Гоша. – Это я сам ему не понравился. В лучшем случае – когда я нашёл Ксюшу, и он нас увидел. Но мне кажется – гораздо раньше.

Его по неясной причине вдруг окатило ледяной волной, а в горло проник холод, сделав возможность дышать менее доступной. Забыв обо всем, он резко наклонился вперёд и тут же охнул, согнувшись от яркой вспышки боли в левом плече.

– Ой, ты чего, Гошан? Осторожнее, ты тише, тебе же нельзя ещё лишний раз этой рукой шевелить! – Юра в беспокойстве вскочил и усадил его в обратное положение, прислонив к спинке. – Чёрт, да ты не волнуйся! Сейчас тебе точно ничего не грозит! Михайленко поймали и никогда не выпустят.

«Не в этом дело..»

Гоша постепенно выровнял дыхание. Боль в плече утихала, но от её вспышки на глазах аж выступили слёзы, а лоб покрылся капельками пота. Юра стоял, наклонившись к нему и всё ещё держа свою руку на его правом плече. Вид у него был беспокойный и раздражённый. Казалось, он злился на самого себя. Думал, небось, что зря сказал столько лишнего, разволновав раненого друга.

– А… где Ксюша? – прошептал Гоша. – Как она?

За всё своё пребывание в больнице, он, каждый раз, когда ему когда позволяло состояние, спрашивал всех о ней – но получал лишь краткие ответы о том, что она в порядке. Только один раз медсестра удосужилась пояснить, что его жена сейчас в другой питерской больнице, куда её определили для наблюдения и обследования.

– Ксюша? – несколько взволнованно спросил Юра. – Ты знаешь… Нет, физически она в порядке, – поспешно уточнил он. – Разве что… – он, замешкавшись, покосился на Гошу, очевидно боясь, как он воспримет далее сказанное, – разве что у неё обнаружили шрамы на запястьях. Скорее всего, от верёвок. И ещё один, едва заметный горизонтальный на шее, как от пореза. Всё успело зажить. Но главное – никаких следов от других повреждений не нашли, – пробормотал Юра, выдохнув оставшийся у него в лёгких воздух.

– Что? – яростно прошептал Гоша. Ему вдруг захотелось, чтобы Юра сейчас встал и ушёл. Или уйти самому, наплевав на противопоказания. Закрыть уши, несмотря на то, что боль в левом плече снова полыхнёт. Внутри у него всё разрывалось от невыносимой боли, злости и бессильной ярости от невозможности что-то изменить. Он хотел бы никогда не слышать о её содранных руках и порезанной шее. Не представлять того, как и при каких обстоятельствах это случилось. Не представлять, что могло быть с её психикой от пребывания взаперти с этим кошмаром. Он желал немедленно выкинуть Юру за то, что он заставил его представлять всё это. За подтверждение того, что с ней вообще кто-то смог так поступить.

Юра, видимо, по лицу Гоши догадавшись о реакции на свои слова, слегка коснулся его правого плеча в знак утешения.

– Да, физически всё хорошо. А вот психологическое состояние – другое дело… То есть, как бы это сказать, – Юра в растерянности пошарил глазами по сторонам, и, не найдя нигде нужной подсказки, какие слова использовать, наконец выговорил: – Она сломлена. Подавлена. Отказывается давать любые показания против Михайленко. Когда ей показывают какие-либо материалы дела, она начинает плакать. А мы не можем сильно на неё давить…

Он покачал головой.

– За почти неделю пребывания в больнице она ни с кем не хотела разговаривать – плакала или просто сидела, лежала и безучастно смотрела в одну точку. Врачи сказали, что такая депрессия это нормально – после того, что ей пришлось пережить. Это реакция психики на стресс. Нужно время, чтобы она пришла в себя.

Каждое слово Юры входило в его душу, словно холодный нож, и там взрывалось гранатой, разносящей всё на осколки, что впивались в самое сердце.

Конечно, Гоше очень хотелось узнать о том, как сейчас чувствует себя Ксюша. Но только то, что рассказывал Юра, слышать было невыносимо.

Какой-то частью сознания он признавал то, что сам о ней спросил. Но что поделать? Желание узнать о её состоянии для него было словно получить глоток воды в пустыне – даже если для этого пришлось ступить в яростный водопад, безжалостно хлещущий тебя со всей силы ледяными каплями.

– Ээ, Гошан! Ты что-то снова побледнел. Не надо так! Прости, тебе, наверное, было неприятно это слышать! – забеспокоился Юра.

Гоша хотел было ответить ему, что хочет сменить тему, но понял, что не может вымолвить ни слова из-за тугого комка в горле. С трудом он кивнул.

– Прости. Ничего, всё будет хорошо. Ксюха со временем придёт в норму. Она переживёт это – ты ведь и сам понимаешь. И ты тоже поправишься. Преступник пойман. Все теперь могут спать спокойно. Всё закончилось! – убеждал его Юра, очевидно стараясь скорее загладить свою вину за описание ужасных подробностей.

Гоша понимал, что друг сейчас пытается объяснить это и самому себе. И мысленно задался вопросом: а всё ли теперь хорошо с самим Юрой? Не начали ли друга тоже начали мучить кошмары, в которых он видел мёртвых девушек и убитого напарника? Не терзается ли он чувством вины и страха? Об этом Георгий спрашивать его не стал – в конце концов, это была слишком личная тема.

– Она говорила что-нибудь… про меня? – внезапно и неожиданно для себя самого выпалил Гоша. Ему стало несколько неловко – но на самом деле этот вопрос начал беспокоить его с момента, как Георгий начал приходить в себя. Он всё не мог забыть, как тогда, на поле, Ксю всеми силами вырывалась из его рук и отталкивала от себя, а потом даже не замечала. Возможно, она даже не заметила, что произошло с ним. Узнала ли Ксюша потом, с какими последствиями он пережил то утро?

Гоша признался себе – с тех самых пор, как пришёл в сознание, он сильно мечтал вновь увидеть её.

Он понимал, что у Ксюши всё было наоборот. По тому, что рассказал Юра, он мог судить – после всего пережитого ей сейчас настолько плохо, что она не хочет никого видеть, и никуда выходить.