Оливье Норек - Меж двух миров

Когда водитель второго грузовика в колонне увидел, какая участь выпала на долю его собрата, от страха у него помутился рассудок, и он, подобно многим до него, решил форсировать горящее заграждение. Неловко сдав назад, он ударил стоящий за ним автомобиль, переключился на первую скорость, мотор взревел, и он обошел первый неподвижный тяжеловоз.

Потом уже ничего было не разобрать. Только ужасающий грохот среди воплей, предупредительных окриков, звона разбитого стекла и завывания двигателей. Вопреки советам Пассаро, Бастьен отказался оставаться в укрытии. Он вышел из машины и в этом аду, где ничего нельзя было различить на расстоянии пяти метров, попытался найти своих.

Кортекс почти вслепую выстрелил еще два раза и вновь зарядил «флэшбол». Каждый флик был занят отслеживанием двух десятков мигрантов, так что никто не заметил на полной скорости мчащегося к заграждению полуприцепа, прямо на пути которого находился Кортекс. В тот самый момент, когда грузовик вот-вот мог со всего размаха сбить флика, Бастьен молнией метнулся перед радиатором и сильным ударом оттолкнул Кортекса на автомобиль ББП. С закрытыми глазами и искаженным лицом, всем телом придавив его к дверце, он спиной ощутил мощное дыхание грузовика. Когда опасность миновала, они не успели даже обменяться взглядами и мгновенно сосредоточились на сумасшедшей гонке водителя.

Не снижая скорости, тот врезался в костер, который взорвался облаком искр, раскидав во все стороны куски горящего дерева. Железный прут вонзился в переднее колесо, а металлический брус вошел в ось. Отчаянный визг тормозов, прицеп качнулся влево, затем вправо, серьезно накренился — слишком сильно, чтобы выровняться, — и упал на бок, пропахав в земле глубокую борозду, прежде чем завершить свой пробег в кювете.

При виде столь впечатляющей аварии все присмирели. В слезоточивом тумане, который с трудом пробивали даже проблесковые маячки, все еще крутилось в пустоте одно горящее колесо тяжеловоза. Царящий вокруг хаос на сегодняшний вечер явно превратит эту трассу в непроезжую. Обстановка стала более спокойной, как бывает в школьном дворе, когда один из играющих детей произносит «Чур-чура!» и война заканчивается.

Едва различимые в дыму и тумане силуэты спокойно начали отступать, не пытаясь бежать, а те мигранты, которым удалось спрятаться среди грузов, вылезли из-под брезента и прошли перед бойцами рот безопасности, чтобы присоединиться к своим соотечественникам. Какой-то слегка растерянный мальчишка неловко свалился из грузовика на землю, и неотличимый от других в обмундировании Робокопа флик с осторожностью поднял его.

Завтра беженцы снова примутся за свое. А флики будут наготове. Этот бег по кругу длился уже больше года.

Из лежащей на боку кабины через ветровое стекло, половина которого рассыпалась по капоту, выбрался водитель. Едва не раздавленный им Кортекс схватил его за воротник и отшвырнул в сторону.

Тени мигрантов удалялись, а один юный пакистанец лет пятнадцати оставался возле потерпевшего аварию грузовика, по другую сторону огненного заграждения, как будто что-то делало для него невозможным покинуть это место, и сквозь туман буквально ощупывал глазами задние двери прицепа.

Когда шофер оказался в безопасности, Бастьен и Пассаро вскарабкались сзади на прицеп. Если кому-то из мигрантов пришло в голову забраться туда, он, возможно, ранен. Полицейские с трудом проникли внутрь и перелезли через высокие коробки с электромонтажным оборудованием или с тем, что от него осталось после жестокого столкновения.

Фонарик Бастьена обшарил тесное пространство и остановился на безжизненном теле. Голова была размозжена тяжелым холодильником. Пассаро и Миллер молча смотрели на тело.

Когда несколько минут спустя пожарные извлекли труп, Бастьен встретился взглядом с юным пакистанцем. Увидев тело, подросток рухнул на колени, как будто лишившись сил. Кого он потерял — отца, брата, друга? Бастьен подошел к нему, но тот в испуге вскочил на ноги и бросился догонять последних убегающих мигрантов. По обе стороны автомобилей рот безопасности кое-кого из фликов рвало от слезоточивого газа, а другие пытались облегчить резь в глазах обеззараживающим спреем. Забыв о боли, Бастьен решительно направился к водителю грузовика, сидевшему на земле под наблюдением Кортекса.

— Сейчас час тридцать две ночи. Помещаю вас под стражу по обвинению в непредумышленном убийстве и в угрозе жизни другого человека, — сказал он водителю, взглянув на часы. — Кортекс, наденьте на него наручники и грузите в машину.

— Слушаюсь, лейтенант.

Достаточно низко над ними пролетел вертолет, развеяв наконец пропеллером слезоточивый газ и дым, которые рассеялись концентрическими завитками. Спринтер направил бортовой прожектор на членов своей команды, находящихся в тридцати метрах под ним.

— ББП-четыреста, вертолет, для ББП. Все в порядке?

Пассаро схватил рацию.

— Один труп у… — Он не смог выговорить слово «зомби». — Один погибший мигрант, — ему удалось овладеть собой.

Новость была встречена коротким почтительным молчанием, и только ветер, поднятый лопастями вертолета, хлопал оставшимся приоткрытым мешком для трупов.

— А у наших? Раненые?

— Кортекса чуть не размазало по шоссе, но вовремя подоспел лейтенант.

— Тогда спасибо лейтенанту, — заключил Спринтер.

Бросив заляпанное кровью и провонявшее слезоточивым газом шмотье в стиральную машину, Пассаро почти полчаса простоял под душем, растирая кожу так сильно, как только мог. Он смывал стыд с таким остервенением, как будто это было пятно. А проходя мимо зеркала в ванной, со стыдом опустил глаза.

Он увидел свою повседневную жизнь глазами Миллера, взглядом ребенка, и все его доводы, оправдания и убеждения рухнули.

Он прошел по темной и тихой в это ночное время квартире, неслышно лег на кровать поверх одеяла. Эрика спала. На мгновение сквозь раздвинутые ставни комнату осветили автомобильные фары. Он почувствовал ком в горле. Как это часто бывало, попытался справиться с собой. Но на сей раз было слишком много шума и слишком много неистовства. Он тихонько заплакал, и Эрика открыла глаза. Все считали, что Пассаро обладает незыблемой стойкостью, но жена знала его слабые места. Ей было невыносимо видеть мужа плачущим с крепко сжатыми кулаками, как будто он должен держать на своих плечах всю тяжесть мироздания. Она села и обняла его. Своего мужчину.

— Я с тобой…

Он тоже изо всех сил обхватил ее руками и спрятал лицо у нее на плече.

— Под конец жизни придется пересмотреть все, что нам довелось делать, — прошептал он. — И боюсь, тогда я это возненавижу.