Оливье Норек - Меж двух миров

— Это приказ, понимаешь?

Слово «приказ» оказало свое действие, и, опустив глаза, ребенок сдался.

— Что ты собираешься делать? — спросил Адама суданец.

— Пойду покажусь в хорошей компании.

Адам пересек нейтральную территорию, чтобы подойти к группе из трех полицейских в гражданском, среди которых находился Бастьен. При виде приближающегося сирийца капитан Котен нащупал рукой дубинку и, с мыслью намекнуть ему, что пора поворачивать оглобли, сделал шаг вперед. В этот момент Бастьен узнал Адама.

— Брось, Котен. Я его знаю. Кстати, и ты тоже. Этот мужик сопровождал мальчика в больницу.

Котен скроил недоверчивую гримасу, словно давая понять, насколько ему безразлично: что тот араб, что этот — и отошел от них.

— Здравствуй, Адам.

— Здравствуй, Бастуан.

Миллер улыбнулся, но поправлять не стал.

— В конце концов этот день стал бы не таким ужасным, если бы ты объявил мне, что нашел жену и дочку, — совершенно искренне сказал он.

— И мне хотелось бы того же. Когда они будут здесь, я отправлю тебе сообщение. Я тебя с ними познакомлю, и глаза твои увидят двух самых прекрасных женщин на свете.

Миллер не осмелился сказать ему, что и у него тоже есть два сокровища, ради которых он мог бы умереть, и ему повезло, что они рядом с ним.

— Это было бы для меня честью, Адам.

Тут Бастьен заметил мрачный и проницательный взгляд Килани, который, вопреки призывам Усмана, не собирался уходить.

— Как мальчонка?

— Он крепкий. Удар держит. Но у меня впечатление, что он уже давно не мальчик. Как бы там ни было, он стал моей тенью.

Резко махнув рукой, Адам снова приказал ему убираться. Килани нахмурился и наконец неохотно пошел назад. Толпа мигрантов вокруг них держалась на почтительном расстоянии, но все никак не уменьшалась, даже наоборот. Адам ощутил нацеленные на него взгляды. Среди них, как и везде в «Джунглях», добрую треть наверняка составляли афганцы.

— Ты не носишь полицейской повязки? — спросил он.

— Она у меня в кармане. Я как-то не подумал надеть ее.

— Можешь это сделать сейчас?

Бастьену потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, в чем дело, затем он сунул руку в задний карман джинсов, достал оранжевую повязку с надписью «Полиция» и нацепил ее на бицепс.

— Уж не используешь ли ты меня, Адам?

— Да, разумеется, использую, — без смущения признался сириец. — С тех пор как я помог малышу, у меня появилось несколько врагов. А поскольку они боятся полиции, я хотел бы, чтобы они увидели меня с тобой.

— Уж коли на то пошло, это и для меня тоже должно быть выгодно. У тебя есть какая-нибудь информация изнутри?

— Кое-что. Я знаю, что покойник ливиец и что он приезжал сюда много раз. Он хотел стать перевозчиком в Англию, но этот рынок уже монополизирован афганцами. Похоже, вчера вечером он схлестнулся с одним из них. Я слышал, будто он был убит ночью, в три часа, а к утру выложен сюда, на границу «Джунглей», чтобы полиция не входила в лагерь.

— Ты говоришь об убийстве? Значит, это не собаки на него напали?

— Я не могу ни за что ручаться, но ты, как и я, видел: эти псы слишком трусливые, чтобы напасть на человека. Они просто воспользовались бесплатным угощением.

— У меня впечатление, что к тебе возвращаются реакции флика, но ты слишком далек от правосудия, — пошутил Миллер.

— Я всегда был только фликом. И не умею делать ничего другого. Я разузнаю побольше и буду держать тебя в курсе.

Казалось, это предложение сотрудничества смутило Бастьена.

— Знаешь, я уже справлялся насчет твоей семьи и больше ничего не могу для тебя сделать.

— Я ничего не прошу. Я знал жертву. — Адам убедился, что на нем по-прежнему сосредоточены взгляды беженцев. — Я знаю, что выгляжу не слишком чистым, но если бы ты захотел…

Сириец протянул руку, и мужчины обменялись подчеркнуто долгим рукопожатием, что ни от кого не ускользнуло.

Может быть, Адам только что подарил себе несколько дней отсрочки.

На время беседы Эрика покинула Бастьена. Но присущий женщине, пусть даже и флику, такт нисколько не лишал ее любопытства. Она вернулась к шефу.

— Что это за тип?

— Пока не знаю.

— Ждать новых проблем?

— Это всегда вероятно.

В поселении суданцев Адам не обнаружил ни Усмана, ни Килани, хотя они должны были дожидаться его там. Он обошел палатки, заглянул в служившую им кладовой, провонявшую стухшей под палящим солнцем едой лачугу из листовой жести и в их молельную комнату. Дважды он отказался от предложенного чая, пока к нему наконец не подошел один из местных, Уассим, черный парень лет двадцати.

— Ты ищешь вождя?

— Нет, я ищу Усмана.

Суданец расхохотался:

— Так это один и тот же человек! Ты найдешь его на пляже.

Хотя территория «Джунглей» занимала меньше квадратного километра, Адам подумал, что каждый день обнаруживает какие-то новые места в лагере. Поэтому он заставил Уассима повторить.

— Сперва будут дюны. Потом лес. А за лесом — пляж. Если хочешь, я тебя туда отведу.

Адам пошел следом за своим провожатым. Он вышел на примыкающую к дюнам заасфальтированную дорогу, потом оказался на грунтовой, которая привела их на опушку леса, параллельного поселению для женщин. Через стенку, по верху которой шла колючая проволока, он сумел увидеть, как там внутри. На безукоризненной лужайке размером с футбольное поле стояло около двадцати шатров из белого полотна, пятнадцать метров в длину на пять в ширину. Место было чистое, спокойное, содержавшееся как четырехзвездочный кемпинг. Грунтовая дорожка обогнула лагерь и лес, а потом, петляя между развороченными и покрытыми зеленым мхом бункерами Второй мировой войны, повела их на новые дюны и вдруг исчезла, оставив обоих мужчин у подножия огромного песчаного холма. Чтобы забраться на его вершину и увидеть берег — такой бескрайний, что справа и слева он терялся за горизонтом, — им пришлось сильно напрягать икры, потому что ноги при каждом шаге увязали в песке. Ни одного купающегося, ни одного прогуливающегося — близость «Джунглей» заставляла туристов и жителей Кале избегать этого места. Покинутый рай.

Сидя на песке у самого моря, Усман наблюдал, как Килани, без трусов, с радостным лицом, отважно бросает вызов волнам. Порыв ветра замел песок, нарисовав на нем волны, как на поверхности воды, и суданец торопливо прикрыл смесь табака и конопляной смолы, которую держал в ладони.

— Я вот думаю, как тебе удается раздобыть свой гашиш, а главное, заплатить за него, — заметил Адам, подходя к нему.

— Я человек, у которого полно запасов. И у меня в «Джунглях» ведутся кое-какие дела, которые приносят мне немного денег. Но признаюсь, сегодня утром, узнав, что умер мой пакистанский друг, я встревожился. Он был моим продавцом.