Элина Бакман - Когда умирает король

Хелена побледнела. Ей на ум пришла та картина в усадьбе и изображенный на ней безликий мужчина в костяной короне. И угнетенные персонажи-девушки. А потом она вспомнила тот чудесный вечер. Возможно, лучший в ее жизни до сего момента.

— В районе усадьбы творится что-то нехорошее, — сказал парень, и Хелена удивленно вскинула брови. Она не могла принять эти слова. О чем он вообще?

— Барон — порядочный человек, — сказала она. — Он и мухи не обидит. Ты же сам видел, как бережно он относится к своим цветам — розам и орхидеям. И к птицам. Уточкам, цесаркам, попугайчикам и крохотным утятам, — произнесла Хелена с едва уловимой тоской в голосе.

— Возможно. Просто на его глазах происходят по-настоящему чудовищные вещи, — сказал парень.

Хелена кивнула. Она не знала, что и думать. Но вместе с ним они обязательно все выяснят.

Однажды вечером Йоханна застала их двоих. Она, понятное дело, толком не разобралась в увиденном и потому спросила у Хелены, не нужно ли придать пареньку ускорения. Хелена, хихикая, покачала головой. Она взглянула на стоящего рядом парня, и тот ответил ей улыбкой. Земля в радиусе ста метров озарилась вспышкой чувства, возникшего между ними.

И все изменилось. Теперь Хелена не хотела отходить от парня ни на шаг. Теперь, когда они обрели друг друга.

Телефонный звонок застает Саану за чисткой яблока. На экране высвечивается: «Некий Ян».

— Приве-ет! — Саана немного нервничает. Вся потная, она стоит в своих тренировочных леггинсах с наполовину очищенным яблоком в руке. Причем яблоко тут явно лишнее: теперь для поддержания в организме жизни достаточно солнечного света и нового восхитительного чувства.

— Ты там как? — спрашивает Ян. Саана млеет от его низкого, мягкого голоса.

— Вчера какой-то придурок меня едва не переехал, — отвечает Саана и тут же спохватывается: не стоит понапрасну заставлять Яна волноваться.

— У провинциалов на трассах иногда срывает крышу, — комментирует Ян. Они неспешно разговаривают о том о сем. О беговых тропинках в районах Валлила и Виикки и о прогулках в городе. О том, насколько здорово по вечерам бегать, вместо того чтобы зависать где-нибудь с алкоголем. Саане неловко от того, какой поворот принимает их беседа: не хотелось бы излишне фантазировать о своей физической активности. Как ни крути, основное хобби Сааны — возлежание на мягоньком.

— Ну, или в нас начинает говорить возраст, — предполагает Ян, и Саане безумно приятно слышать вот это «нас». Она с удовольствием прогулялась бы с Яном по Ламмассаари. Кстати, он знаком с этим местом: часто катается на велосипеде по окрестностям Старого города. Получается, они даже успокоения ищут в одном и том же районе. Приятно думать, что Саана и Ян уже долгое время связаны друг с другом через Ламмассаари.

Внезапно оба замолкают. Саана чувствует, что Яну хочется рассказать о чем-то, излить душу.

— Мама умерла, — шепчет он. Саана слышит мелкую дрожь в его голосе.

— Соболезную. Если я могу чем-то помочь, только скажи, — говорит она, отчаянно желая оказаться сейчас рядом с Яном.

— Когда мама умерла, я стоял на опушке леса, — продолжает он сипло. — В восемь утра выбежал ненадолго послушать пение ранних пташек, и вдруг у моих ног оказался черный дрозд. 08:07. Он стоял на границе между травой и песчаной дорожкой. Внимательно оглядывался по сторонам. И потом посмотрел на меня — осознанно, понимающе так. Будто прилетел сказать, что все хорошо, — говорит Ян и замолкает.

Саана почти не дышит.

— Думаешь, я того? — спрашивает Ян и тихонько хмыкает.

— Нет, конечно, — Саана пытается голосом передать все свое сочувствие, поделиться силой. — Ты сейчас где? Я приду, — решительно заявляет она. Еще свежи воспоминания о дне, когда умерла ее мама. О том, как хотелось оттолкнуть других, отдалиться от них, и в то же время кому-нибудь выплакаться.

Саана нежно перебирает волосы Яна. Они уже какое-то время просто сидят в тишине. Она — на переднем пассажирском сиденье, он — на месте водителя, положив голову Саане на колени. Она просто гладит его, не говоря ни слова, потому что слов до сих пор нет. Да и кому они сейчас нужны. Время слов наступит потом.

Саана размышляет о планах Яна. Неожиданно, что он до сих пор в Хартоле. Наверное, это как-то связано со смертью банкира. Очевидно, болтовня местных об убийстве обернулась правдой, иначе зачем бы столичным детективам околачиваться в Хартоле? Но спрашивать она не будет. Они продолжают молча сидеть, пока Ян не поднимается, принявшись энергично тереть лицо.

— Спасибо, тяжело все это, — шепотом произносит он и заводит машину. — Тебя куда-нибудь подбросить? — спрашивает он куда более уверенным тоном. — Мне, в принципе, по пути. Поеду в Хельсинки к отцу.

Саана восхищенно наблюдает за мужчиной. Даже в таком состоянии он красив. И силен. Еще мгновение назад был так слаб и беззащитен, а сейчас преисполнен решимости.

— Ну, раз сам предложил, отвези меня к тете, пожалуйста. Адрес помнишь? — смущенно спрашивает Саана. Она чувствует, что Ян пока выжидает. Что он включил рабочий режим и хочет того же от Сааны. Она расслабленно откидывается на спинку сиденья и, сбитая с толку, опять не знает, чем обернутся их отношения.

Вечером Ян останавливает велосипед на пляже Хернесаари и потирает виски. В голове звенит от слез. Отец все организовал сам. Простился с мамой и проводил ее в лучший мир. Ян счастлив, что отец смог разделить с мамой последние минуты ее жизни.

Глаза распухли, голова раскалывается — и все же он бодр, как уже давно не был. Чувства обострились. Вернулась прежняя наблюдательность. Словно до этого момента Ян жил в полусне.

Он гонит на велосипеде, пытаясь оторваться от бездонной скорби. Хернесаари полнится отзвуками нежного поплескивания воды и волн, мягко обивающих береговые камни. Порывы холодного ветра хлещут по щекам, обдавая запахами соли и водорослей. Вдалеке виднеется Пихлаясаари. Беспокойство, охватившее Яна, похоже, не собирается покидать его — даже велопрогулка оказалась бессильна. Изнутри Яна распирают избыточность и в то же время недостаточность всего происходящего.

Быстрый взгляд на телефон — ничего. Он продолжает путь. Из Хернесаари в Руохолахти, оттуда — на трассу Баана и к заливу Тееле. Пересекая железнодорожный мост около Линнунлаулу, Ян чувствует, как скрип путей заполняет собой всю его голову. В Каллио слух цепляется за радостный детский смех, за музыку, урывками доносящуюся из открытых окон проезжающих мимо автомобилей. Обоняние вдруг тоже включается в работу, подсовывая Яну давно забытые запахи: бензина, жареного лука (в многоквартирном доме кто-то готовит), табака (курильщики на балконах), крема от загара, лета. Запах лета отложился у Яна в личной библиотеке обонятельных радостей еще в детстве. Взрослому человеку почти не под силу разложить тот или иной аромат на составляющие. Или это скорее ощущение? Обонятельный образ. Ян покупает себе полосатый фруктовый лед «Амппари». Воспоминания о детстве неразрывно связаны с мамой. Ян прогуливается, откусывая зараз одну полосочку фруктового льда. Сначала красную, потом желтую. От холода болят зубы и жжет в горле.