Чарльз Харрис - Комната 15

В кабинете царит относительный порядок. В полумраке я различаю на полке три книги по уголовному праву. Две пустые коробки для папок. На письменном столе две фотографии Хаскинса и его подруги в простых серебряных рамках. Хаскинс худой, светловолосый и смущенный; его подруга полная, рыжая и уверенная в себе. Они идеально дополняют друг друга.

Пробую ящики письменного стола, но они, разумеется, заперты. Я ищу в тех местах, где может лежать ключ. Наклоняю растение в цветочном горшке и заглядываю под корни, но там нет ничего, кроме земли, часть которой просыпается на плитки пола. Я ругаю себя за неловкость и, как могу, собираю ее. Вынимаю фотографии из рамок: снова ничего. Энергично перетряхиваю по отдельности все книги, но из них высыпается только пыль.

Смотрю на пол просто по той причине, что больше смотреть не на что, но теперь мне кажется, что в плитках есть нечто примечательное. Они стандартные, серо-голубые, грубые, однако даже в полумраке я могу разглядеть, что четыре из них светлее; их, вероятно, заменяли. Кто будет заменять четыре плитки в таком кабинете? Поэтому я по очереди поднимаю плитки и под третьей нахожу ключ от письменного стола.

– Что ты делаешь, твою мать? – громко спрашивает Джерри.

Я застываю в ужасе, пытаясь придумать какое-нибудь оправдание, но тут до меня доходит, что дверь в кабинет по-прежнему закрыта. Из коридора доносится голос другого мужчины – Хаскинса. К ним присоединяется женщина, и по телевизионным интервью я узнаю Уинстэнли.

Дверь открывается. Я стою посреди кабинета, по-прежнему сжимая ключ. Но Хаскинс смотрит назад и не оборачивается. Я слышу голос Джерри, говорящего, что у них нет времени. Хаскинс снова закрывает дверь. Голоса становятся приглушенными и неразборчивыми, рядом открывается и захлопывается другая дверь. Приоткрыв дверь кабинета Хаскинса, я вижу, что у Джерри в кабинете зажегся свет. Торопливо отпираю стол Хаскинса и нахожу аккуратно сложенные папки. Все это не имеет для меня никакого значения, кроме двух папок, обозначенных «Каунас» и «Вильнюс».

Я забираю их, запираю стол, возвращаю ключ под плитку пола и выглядываю в коридор. Голоса в кабинете Джерри по-прежнему остаются приглушенным бормотанием, поэтому я подхожу ближе в надежде что-нибудь уловить, и тотчас же Джерри произносит мою фамилию. Уинстэнли смеется и отвечает что-то неразборчивое. Я делаю еще два шага, и Хаскинс говорит: «Зачем ждать?» После чего Джерри объясняет Уинстэнли, как найти мой кабинет.

Я ощущаю укол беспокойства, вспоминая о том, что оставил компьютер включенным и дневник Мэттьюс на полу. Возвращаюсь к лестнице и с трудом хромаю наверх, прижимая к груди две папки.

Добравшись до своего кабинета, выключаю компьютер и засовываю дневник в карман куртки. В самый последний момент замечаю распечатку странной записки и также хватаю ее.

Со стороны лестницы приближаются голоса, но пока что еще никого не видно. Времени бежать нет, поэтому я проскальзываю в комнату напротив и оставляю дверь чуть приоткрытой.

В коридоре звучат шаги, и я смещаюсь в тень. Вижу в щель силуэт… два силуэта. Один из них, вне всякого сомнения, – Уинстэнли, размахивает руками, уверена в себе; другой – Хаскинс, ложно-подобострастная сгорбленность, опущенная голова. Джерри вместе с ними нет – думаю, он с радостью спихнул эту работу на кого-то другого. Хаскинс останавливается перед моим кабинетом, прямо напротив того места, где прячусь я, какое-то мгновение стоит, затем резко открывает дверь, словно надеясь застать меня врасплох. Снова пауза, затем Уинстэнли и Хаскинс быстро обсуждают что-то вполголоса, и я ловлю себя на том, что меня бьет неконтролируемая дрожь, я обливаюсь горячим по́том страха.

Как они узнали, что я был здесь? Неужели Бекс меня заложил? Я смотрю на экран телефона. Сообщения от Бекса не было. Он меня продал?

Уинстэнли и Хаскинс заходят в кабинет; я слышу, как они двигаются внутри. Жду, стараясь не шевелиться и не издавать звуков. Полностью стемнело; начинают трещать и булькать батареи.

Внезапно дверь напротив распахивается настежь, и Хаскинс и Уинстэнли выходят в коридор, оживленно разговаривая. Я машинально отступаю назад. И налетаю на стальной стеллаж, заваленный папками с документами. К счастью, ничего не падает. Я слышу, как Хаскинс захлопывает дверь в мой кабинет, и они уходят туда, откуда пришли.

Жду на тот случай, если это ловушка, если они караулят меня за углом. От нечего делать натягиваю латексные перчатки и раскрываю первую папку – «Каунас». Должно быть, когда-то я знал имена всех тамошних преступников. Листаю страницы в полоске света, проникающего в щель, в надежде найти что-либо полезное, хоть какую-нибудь зацепку.

Нахожу один лист стандартного формата: рапорт Хаскинса о наводке, которую он получил перед облавой в офисе братьев Клейза. По его словам, звонок был сделан из телефона-автомата рядом с вокзалом Кингс-Кросс. Или это звонил убийца, или Хаскинс солгал.

Внезапно у меня в кармане пищит телефон, один раз, очень громко в тишине пустого кабинета. Это сообщение от Бекса: «Берегитесь, Уинстэнли здесь».

При виде Бекса, ждущего в одиночестве на замерзшей стоянке рядом с черным «Фокусом», подбрасывающего электронный ключ, я в который уже раз испытываю удивление и признательность за то, что он так старается, помогая мне, в то время как все остальные, похоже, против меня.

– Вы обманули Старуху с косой, – говорит Бекс, когда я подхожу к нему.

– Старуху с косой?

– Уинстэнли. Я заметил ее, когда расписывался в журнале за «Фокус».

– Это ее прозвище? Старуха с косой?

– Вид у нее такой.

Протягиваю ему две литовские папки и говорю, что нам нужно поторопиться. В ответ он предлагает заглянуть в машину. Я вижу на заднем сиденье пухлый конверт из плотной бумаги и пачку пятидесятифунтовых банкнотов.

– Ваши первые три желания, – говорит Бекс.

– Не здесь. – Я поспешно отстраняю его руку. – Какие причины ты назвал?

– И не спрашивайте. Чем меньше знаете, тем лучше.

– А четвертое?

Кивнув, Бекс называет по памяти улицу и номер дома.

– Килберн.

Я протягиваю руку, чтобы взять ключ от «Фокуса», но Бекс вручает мне ключ от своей «Астры».

– Я не мог рисковать, записывая «Фокус» на ваше имя.

Окидываю взглядом его машину, помятую и поцарапанную, и открываю дверь. Она издает болезненный стон. Я спрашиваю у Бекса, не сломается ли его машина, и он с гордостью отвечает:

– Нет проблем! Она доедет до Мекки и обратно.

Я говорю, что это его религия, а не моя.

– Если вы поедете на «Фокусе», будучи отстраненным от дела, и это всплывет, разверзнется преисподняя… И это уже ваша религия.

Я вынужден с ним согласиться.