Чарльз Харрис - Комната 15

– Сколько времени ему нужно? – спрашиваю я.

– Амиталу натрия? Столько, сколько потребуется. Если вообще что-либо произойдет. Никаких гарантий нет. Возможно, станет лишь еще хуже. Побочные эффекты не радуют: потеря ориентации, галлюцинации, отсутствие рефлексов и сердечная недостаточность – это лишь некоторые из них. У меня есть небольшой запас на экстренный случай, но я использую препарат только в больнице. Без квалифицированного реаниматолога вы запросто можете умереть.

Я делаю глубокий вдох.

– Никакой больницы. Я не хочу привлекать никого постороннего.

Натан подается вперед:

– Я буду рисковать своей работой. И вашей жизнью. На вашу жизнь мне насрать, но работа для меня важна.

Я снова стучу пальцем по папке.

– Мы можем предать это огласке, а можем сохранить всё в тайне.

– Дайте мне посмотреть, что там, – Натан протягивает руку.

– Вам прекрасно известно, что там. После укола вы будете вольны сделать с этим все, что пожелаете, – хранить у себя или уничтожить. Это единственный экземпляр.

Натан убирает руку и барабанит пальцами по столу.

– Я не говорю, что сделаю это.

Я чувствую, что у него нет желания выполнить мою просьбу.

– Мы можем подсластить сделку. – Я киваю Бексу, и тот показывает Натану пачку пятидесятифунтовых банкнот. – Это деньги, предназначенные для расплаты с осведомителями. Скажите, сколько вам нужно.

В конце концов оказывается, что Натана не нужно особо убеждать в том, что касается угрозы для моего здоровья и рассудка. Печально видеть, как легко покупаются люди. Он поворачивается к Бексу:

– Вам нужно будет наблюдать за ним по меньшей мере два часа. Что-либо необычное – затрудненное дыхание, потеря рефлексов, – даже не раздумывайте. Вызывайте «Скорую» и молитесь.

Теперь Натан относится к этической стороне принятия денег значительно спокойнее. Он забирает всю пачку, профессионально пересчитывает банкноты и убирает их в ящик стола. После чего подходит к шкафу и достает шприц и ампулу. Набирает жидкость в шприц и выпускает из иглы струйку, и я с любопытством отмечаю, что теперь, когда он занят своим делом, вся его неловкость исчезла. По телевизору где-то далеко плачет ребенок.

– Я скажу вам в качестве бесплатного бонуса, – говорит Натан, оборачиваясь ко мне. – Как я уже говорил вам сегодня утром по поводу вашей амнезии, этот другой человек, этот ваш Р., появился не вчера вечером.

– Да, это началось полтора года назад.

– Он присутствовал задолго до этого.

– Не понимаю.

– Я и не жду, что вы это поймете. И в глубине души надеюсь, что вы не поймете это никогда. – Он вкалывает иглу точно в вену.

Ему уже не терпится поскорее от нас избавиться. Через считаные секунды Натан уже отпирает входную дверь. Снегопад усилился. Времени половина восьмого.

– Я ничего не чувствую, – говорю я.

– Не почувствуете еще несколько минут, и я не хочу, чтобы вы находились здесь, когда это начнется. Вас здесь не было. Вы сами решили рискнуть. – Он ежится на пронизывающем ветру. – Что насчет папки?

– Она ваша. – Я вручаю ему папку и повторяю, что это единственный экземпляр и что он может делать с ним все, что пожелает.

– Почему я должен вам верить?

– Сами взгляните.

Натан открывает папку и поднимает взгляд на меня.

– Долбаный ублюдок!

– Работая полицейским, одно узнаёшь точно: совесть нечиста у всех.

Он швыряет мне в лицо листы чистой бумаги. Я напоминаю ему, что деньги он по-прежнему может оставить себе. Я не ублюдок, что бы он ни говорил, – это все Р.

Но Натан говорит:

– Идите оба к такой-то матери!

Пол сделал это на праздновании своего дня рождения. Мне тогда было тринадцать. День рождения у него в июне, и он пригласил всех из того участка, в котором работал в тот момент. Весь день шел дождь. Гости – в основном полицейские со своими женами – набились в гостиную, и Пол усердно пил. Лицо у него раскраснелось больше обычного, и он находился в отличном настроении, что всегда было для меня облегчением, хотя полностью я никогда не расслаблялся. Никогда нельзя было предугадать, когда его настроение изменится.

Потеряв Пола из вида, я разговаривал с Джерри и Изабель у столика с напитками. Джерри открыл несколько банок пива и протянул одну мне. Принимая пиво, я услышал прямо за собой голос отца:

– Это преступление наказывается арестом.

Я обернулся, готовый отшутиться, но у него в руке был прозрачный пакетик. Неделю назад школьный приятель дал мне немного «травки». Мы чувствовали себя очень храбрыми и опасными, неумело скручивая «косячки» у него в саду. Не помню, чтобы марихуана на меня подействовала. Подозреваю, мы были слишком перепуганы и не затягивались. Но то, что осталось, я принес домой и с гордостью спрятал в спальне. Должно быть, Пол что-то унюхал, когда я вернулся домой, и дождался этого момента.

– Ты заходил ко мне в комнату, – сказал я, перекрывая общий смех.

Пол отобрал у меня пиво.

– Ты арестован. – Он положил свою тяжелую лапищу мне на плечо. – Руки!

– Ну же, – попробовал я обратить все в смех.

– Руки! Протяни свои долбаные руки! Ты мнишь себя над законом – слишком хорош для всего этого? Преступник есть преступник. Ты не заслуживаешь чести быть Блэкли!

Изабель попыталась остановить его, но Пол был неумолим.

– Росс Мэттью Блэкли, у тебя такой вид, твою мать, будто ты сейчас обоссышься. Прекрати вести себя как хлюпик!

Он отстегнул от ремня наручники. Кто-то хихикнул. Пол защелкнул один браслет, умелым движением развернул меня и защелкнул второй у меня за спиной. Наручники сильно впились мне в запястья, но боль не имела значения: главным было то, что я стоял, скованный наручниками, а половина приятелей Поля смеялись.

– Ну ладно, а теперь сними их, – сказала Изабель.

Джерри положил руку ей на плечо.

– Повеселились, и хватит, Пол.

– Вот как поступают с несовершеннолетней шпаной, полагающей, что ей дозволено сношать закон, – ответил Пол.

– Пол, сними наручники.

– Я их сниму, когда он этого заслужит.

Я собрался было подняться к себе в комнату, однако Пол преградил мне дорогу.

– Оставайся здесь и принимай то, что тебе причитается, – сказал он. – Оставайся здесь, твою мать! Или ты собираешься расплакаться?

– Я не заплачу, твою мать!

– Это ради твоего же блага. Искупление, Росс. Ты останешься здесь ради своего собственного блага.

И я ходил со скованными за спиной руками и заводил разговоры с гостями – точнее, пытался.

Через полчаса подоспели задержавшиеся молодые полицейские, и Пол показал меня им. Я помню, что они смеялись, но не уверен, что это действительно было так. Определенно, кому-то из них должно было быть не по себе.