Андраш Тотис - Убийство после сдачи номера в печать

Жандармы, производившие осмотр места происшествия, установили, что несчастного случая не было, Паража не столкнуло машиной, камней в него никто не бросал, в велосипеде никаких дефектов не обнаружили.

Вскрытие установило, что велосипедист был трезв, но вот в крови у него нашли амфетамин.

Параж не был известным спортсменом. Родители Гастона даже не знали, что он занимается велосипедным спортом, а подругу его это вообще не интересовало. Он работал на химико-фармацевтическом заводе «Фармацит» подсобным рабочим, якобы собирался продолжать учебу.

Да, при первом чтении работа производила впечатление добросовестной. И все-таки Альберу что-то не нравилось. Он снова пробежал бумаги. Лелак понятия не имел, что означает «наличие амфетамина в крови» велосипедиста. Поборов неприятное чувство, просмотрел фотографии. У обочины шоссе лежал худой усатый мужчина. В черных до колен велосипедных трусах, в куртке от спортивного костюма, на руках перчатки без пальцев. Изящная гоночная машина.

Гастон Параж, родился в 1953 году…

— Эй!

Буасси поднял голову от газеты и недоуменно уставился на сунутые ему под нос фотографии.

— Взгляни на этот велосипед!

— Гм… Скоростной «пежо». Я видел рекламу. Он стоит больше, чем твоя четырехлетняя развалюха.

— Гм…

— Что тебе не нравится?

— Этому типу тридцать два. И он вдруг захотел стать знаменитостью?

Буасси отмахнулся.

— В таком возрасте уже уходят из спорта. А с чего ты взял, будто он захотел стать знаменитостью? Ты ведь бегаешь и даже заставляешь своего чокнутого друга Жака избивать себя по вечерам. А Гастон Параж ездил на велосипеде…

— Да-а. Возможно. — Альбер задумался. — С какой-то пакостью в крови поразмялся немного на безумно дорогой машине для профессионалов и в результате этого околел.

Буасси пожал плечами, продолжая читать газету. Альбер, балансируя карандашом, пытался удержать его на кончике пальца.

— Я хотел бы сходить на квартиру Дюамеля. Посмотреть его картотеку.

— Сходи.

— Квартира опечатана.

— Попроси разрешения.

— Шефа нет.

— Зато есть Шарль. Он достанет.

На мгновение в Альбере шевельнулось желание выбить из-под Буасси стул. Станет он просить разрешение у Бришо!

Театр «Кабаре» находился на улице де Розьер, неподалеку от станции метро.

Спроектированное в расчете на более широкое пространство, здание романтической школы с золотыми украшениями возникало перед глазами внезапно. На другой стороне улицы находились ресторан, магазин одежды, кинотеатр, построенные в двадцатые годы дешевые доходные дома, у которых в порядке были лишь нижние этажи, в них размещались магазины. Солнце выглянуло, но кое-кто из прохожих по инерции еще держал над головой зонт. На тротуаре преобладали старухи с сумками, недовольные турки выходили из кинотеатра, за ними, опустив глаза, несколько мужчин в костюмах. Альбер остановился, расстегнул пальто и, сунув в карманы руки, терпеливо стал ждать, пока прохожие не уберутся с его пути. Он пробежал глазами цены в ресторанном меню. Затем посмотрел выставленные в дверях кинотеатра фотографии. На них коротковолосая хорошенькая женщина шалила то с одним господином, то с другим, то с дамой, а то и со всеми ними сразу. Гениталии были прикрыты сделанной тушью кляксой, чтобы фасад дома никого не шокировал. А кто хотел увидеть все без кляксы, мог зайти внутрь. Лелак вошел. В вестибюле фотографий не было, только пожилая, размалеванная женщина, которая, улыбаясь, подтолкнула его к кассе.

— Э-э-э… сколько времени идет фильм?

— Два часа. Самый лучший. Только что привезли из Америки.

Вполне возможно, подумал Альбер.

Женщины выглядели слишком красивыми и свежими для того, чтобы фильм был французским. Режиссеры аналогичной французской художественной продукции отдавали предпочтение постаревшим, перекрашенным сучкам с колючими глазками. Эти обожали черные кружева и высокие кожаные сапоги. А в американских фильмах можно увидеть таких девушек, которые вызывают желание у нормального мужчины.

Он глянул на часы. Какого черта делают такие длинные фильмы? Стараясь поскорее выбраться из вестибюля, Альбер потрясенно обнаружил, что точно так же опускает глаза, как те, в костюмах, что выходили с предыдущего сеанса. Он остановился, поднял взгляд и осмотрелся. На него никто не обращал внимания. Он перешел на другую сторону улицы и сразу вернулся в зиму. Эта сторона была теневой, и театр, казалось, тоже источал холод.

Главный вход был закрыт, касса еще не работала. Здесь Альбер тоже принялся разглядывать выставленные в витрине фотографии. Ухмыляющийся мускулистый негр с барабаном. Изображенные в прыжке мужчины в белых брюках с обнаженными торсами. Длинноногие женщины, трясущие задами. В середине девушка с расставленными ногами, откинутой назад головой, с выражением экстаза на лице. Ее легко было узнать и на других фотографиях: она была изящнее, гибче, пластичнее остальных. И улыбалась прямо в объектив, словно встала перед камерой лишь для того, чтобы Лелак однажды смог ею полюбоваться.

Он отправился искать запасной вход. Не торопясь, фланирующей походкой прошел первые несколько метров, потом ускорил шаги. Серое здание театра с закрытыми дверьми оказалось неожиданно большим. Каждые десять метров с афиш «Кариоки» над Альбером смеялся знакомый уже ему кругленький задик — вот дурак, не в ту сторону пошел, теперь придется напрасно огибать все здание! Поравнявшись с десятой афишей, Лелак возненавидел этот зад. Ненавидел, но не мог отвести от него глаз. Повесили бы афиши с той тоненькой девушкой!

У двадцать седьмого зада он наконец увидел открытую дверь. Она вела в темный коридор, а оттуда надо было карабкаться вверх но крутой лестнице. Альбер прошел несколько метров по коридору, ожидая, что его кто-нибудь окликнет. Коридор был пуст, ему послышалось, будто в противоположном конце его гудели машины.

Он вернулся к лестнице. Все это напоминало приключенческие фильмы его детства. Сейчас раздастся визг, и с верхушки лестницы ему на шею свалится труп. Он мысленно расцвечивал картину, чтобы она была как можно абсурднее. Ему ужасно хотелось вытащить пистолет, прежде чем ступить на лестницу. Альбер почувствовал, что смешон. Он двинулся вверх, шагая через две ступеньки. Из-за резиновых подошв его башмаков создавалось впечатление, будто он крадется. Лелак покашлял, чтобы услышать хоть какие-то звуки, но от этого на лестничной клетке словно стало еще тише. Он добрался до нового коридора, такого же вымершего, как и тот, что на первом этаже. Полез дальше. Еще один этаж, а потом лестница кончилась.

Альбер остановился, тихо выругавшись. Надо бы повернуть назад, сбежать по этой проклятой лестнице, выйти на улицу, обратно на улицу де Розьер, зайти в кино, полюбоваться на ту славненькую, коротковолосую. На одном из снимков девушка определенно была очаровательной. Лелак заглянул в коридор, издалека доносились чьи-то голоса. Коридор был мрачным, пустынным, с облупившимися выкрашенными белой краской стенами, дешевым вытертым ковром. Крутые повороты вели в неизвестность, по углам были расставлены пепельницы. Альбер попытался открыть одну за другой несколько дверей, но они оказались запертыми. Он пошел дальше. Тут ему пришлось спуститься на несколько ступеней, повернуть направо и вновь спуститься по железной лестнице. Он оказался в зале ожидания или вестибюле. Широкие красные кресла из искусственной кожи, маленькие столики для курения, огромные зеркала, кофейный автомат, несколько дверей.