Андраш Тотис - Убийство после сдачи номера в печать

Луиза была уже на месте, когда примчался Альбер. Она сидела за тем же столиком, что и в прошлый раз, — за их столиком. Перед ней стоял изящный, высокий бокал с каким-то оранжевым напитком. «Должно быть, какой-нибудь изысканный коктейль», — мелькнула у Альбера мысль. Сколько же он может стоить?..

Альбер опоздал минут на двадцать, не меньше, хотя несся от метро во весь дух и влетел в ресторанчик встрепанный и потный. Отдуваясь на ходу, он протиснулся между столиками и подошел к красавице танцовщице.

— Не сердитесь… задержался на работе…

— Неужели опять случилось нечто ужасное?

Ужасное ли? В конечном счете Буасси благополучно выкарабкался и может выписаться домой хоть завтра. На голову наложили четыре шва, руку перевязали, ребра стянули тугим бандажом. Опухоль на подбитом глазу скоро опадет, а за выбитые при исполнении служебных обязанностей зубы он получит настолько щедрую компенсацию, что сможет поменять машину на более новую.

— Да, — сказал Альбер.

— Не надо, не рассказывайте. И даже не думайте об этом. — Луиза положила свою ладонь поверх его руки и заглянула в глаза. — Постарайтесь расслабиться. Видно, что вам не терпится вскочить и тотчас броситься на охоту за этими вашими преступниками. Сейчас вы — сплошной комок нервов. Пожалуйста, успокойтесь… ради меня. — Она улыбнулась Альберу, и тот медленно улыбнулся в ответ.

Альбер огляделся по сторонам. В ресторане царила тишина, лишь у одного из дальних столиков торчал официант. Обедающие уже разошлись, а время ужина еще не наступило, только на одном-двух столиках горели свечи. Вынырнувший откуда-то другой официант выжидательно воззрился на Альбера.

— Что угодно, мосье?

— То же самое, что пьет дама.

— Слушаюсь, мосье. Оранжад… — Официант вновь растворился в полумраке.

Они сидели, молча глядя друг на друга. Альбер не выдержал первым.

— Как вам понравилась Сакре-Кер?

— Восхитительно! — Глаза Луизы заблестели, видно было, что она говорит искренне.

Альбер мысленно покачал головой. Из всех знаменитых достопримечательностей Парижа базилика Сакре-Кер — сердца Христова — нравилась ему меньше прочих. Собор Парижской богоматери вызывал в нем восторг, на площади Звезды ему мешало разве что оживленное уличное движение, в парке дворца Тюильри он, в бытность свою молоденьким парнишкой, прогуливался с девушками, а Эйфелева башня с годами все более завоевывала его расположение. Но базилика Сакре-Кер всегда была ему не по душе. Она считалась чуть ли не символом того Парижа, в котором Альбер не усматривал ни красоты, ни романтики, зато находил в избытке шум, грязь и зловонные запахи.

Сама базилика являла собою не лишенное интереса сооружение. Если смотреть на нее издали и снизу, она производила величественное впечатление. Вблизи же это было чрезмерно большое и чрезмерно изукрашенное здание посредственной архитектуры. Но еще хуже были окрестности базилики — прославленный Монмартр. В других городах подобные места чужестранцы обходят далеко стороной, а полиция несет патрульную службу на оперативных машинах. В Париже этот район является неотъемлемым атрибутом лжеромантики, воспетым в шансонах, запечатленным в кинофильмах и на живописных полотнах. Здесь царил такой гам, что невозможно было услышать даже собственный голос, здесь вас толкали, кричали в самое ухо, норовили обчистить карманы, торговцы всех мастей старались навязать вам свой товар, ну а разных там арабов, турок и африканцев было больше, чем самих французов. Здесь чувствуешь себя скорее на восточном базаре, нежели в сердце французской столицы.

— Это и есть подлинная жизнь! — восторженно продолжала Луиза. — Не сравнить с благоговейной тишиной, какая окружает стены иных храмов. Знаете, что сказал гид? Этот храм напоминает живописное полотно, которое предстает во всей своей красе, если отойти на несколько метров. Сакре-Кер тоже становится прекраснее, по мере того как от нее удаляешься. Вы знали об этом?

— Да. Более того, Сакре-Кер особенно красива, если отойти от нее так далеко, чтобы ее совсем не было видно.

— Правда? — Луиза задумалась, силясь понять смысл его слов.

— Э-э… Я просто пошутил.

— Ах вот как! — Лицо ее просияло. Оба вздохнули с облегчением, когда наконец вернулся официант. Дождавшись, пока он поставил перед Альбером бокал и тактично удалился.

Луиза с лукавой улыбкой поинтересовалась:

— Значит, вам понравилось представление? — В джинсах и толстом, вязаном свитере с высоким воротом она казалась юной и неискушенной девушкой, ничем не напоминая знойную хищницу, какою была на сцене.

— Да. Но вы мне нравитесь больше такой, как сейчас.

— Одетой, что ли? Разве у меня настолько уродливая фигура?

— Нет, но… — Махнув рукой, он отхлебнул из бокала. Сегодня у него и с юмором не в порядке. — Лучше объясните, что изображали мужчины.

— Вы имеете в виду капоейру? Так и знала, что это вас заинтересует. В конечном счете для зрелищной программы и не требуется иного: лишь красивые женщины и сцены драк. Тогда успех у мужской части публики обеспечен.

— Но ведь этот танец не назовешь дракой…

— Вы так считаете? А между тем капоейра — это именно драка, замаскированная под танец. Изобретение рабов на плантациях. Драться им было запрещено, чтобы не причинять ущерба собственности хозяина. А драться хотелось…

— Еще бы. Одна из важнейших демократических свобод. Следовало бы внести ее в конституцию.

— Насмешки здесь неуместны! Думаете, среди рабов не было разногласий? И тогда они изобрели капоейру. Издали вроде бы танец, а по сути борьба.

— Мне трудно судить. Когда ваш приятель напал на меня, у него это ловко получилось. Но ведь на сцене исполнители находились на расстоянии друг от друга.

— Да, потому что это уже капоейра-танец. Здесь даже не обязательна логическая согласованность в пластике обоих бойцов. Их задача лишь приноравливаться к ритму. Рабы долго оттачивали свою технику. Вздумай они попросту наносить друг другу удары ногами, это не укрылось бы от надсмотрщиков. Зато под музыку можно было творить что угодно.

— Недурная идея, — пробормотал Альбер. — По мнению одного моего друга, самое основное в единоборстве это правильный ритм.

Луиза оставила его реплику без внимания.

— Даже костюмы, в каких они выступали, воссоздают одежду рабов: босые и полуголые, в одних белых штанах, — как в былые времена невольники трудились на плантациях.

— Вы рассказывали, как во времена вашего детства один из парней избил полицейского. Это была капоейра?

— Да.

Альбер недоверчиво покачал головой.

— Мне по-прежнему не ясно. Конечно же, нет сомнения, танцоры ансамбля — тренированные парни, однако я убежден, что драться они учились на улице, а не в школе танцев. Встречались мне такие крепкие ребята и у нас, но тех разве что хватило бы на рок.