Магнус Йонссон - Пожиратели

Дождь по-прежнему лил, когда она двинулась дальше. Первые посетители службы уже направлялись в церковь, и с кирпично-красной часовни доносился ясный звон. Линн раздраженно помотала головой. Как кто-то может верить в Бога, который допускает, чтобы ребенок без всякой причины потерял своего отца? На мгновение ей захотелось зайти в церковь и призвать кого-нибудь к ответу.

Никто не обращался ни в полицию, ни в социальную службу в поисках девочки, найденной на мосту. Аманда оставалась во временной приемной семье. И — нет, Линн нельзя ее больше навещать, заявила ей специалист социальной службы.

Эти слова отдались болью в сердце. Хотя Линн прекрасно понимала, что Аманде не на пользу, когда много разных людей приходят и уходят. Она подняла глаза к небу. Капли дождя падали на лицо. Три дня. Сколько времени пройдет, пока кто-то хватится девочки? Если такой человек вообще существует.

Глубоко вздохнув, девушка уселась на каменную ограду церкви, закрыла лицо руками, ощущая на затылке холодные капли. Подступила тьма. Линн крепко вцепилась в холодный камень, но все равно падала — куда-то вглубь себя. На поверхность всплыли чувства из детства. Растерянность. Заброшенность. Ее мама, страстно увлеченная всем, кроме быта, любившая ее — но не успевавшая быть с ней. Все выходные и вечера, проведенные в одиночестве, когда мамы не было дома. Время, проведенное у кузин. У тети. Мама находилась где-то в другом месте — на конференциях, посвященных вопросам справедливости, на демонстрациях за мир, митингах против апартеида, на встречах феминистского движения. Важные вещи, разворачивавшиеся где-то там. Без Линн.

Спрыгнув с каменной ограды, она медленно двинулась вперед, глядя под ноги. Лонгборд бил ее по ногам. Линн не чувствовала никакого настроения идти на обед — вернее, на ужин, который пообещал ей Саман, когда предложил поработать у него дома. Менее всего ей сейчас думалось о еде. Прикрыв лонгборд курткой, она постаралась подумать о чем-нибудь позитивном. По крайней мере, они нашли Юнгберга живым — это ей рассказал Рикард, когда она позвонила, чтобы узнать номер специалиста социальной службы. Хотя она не очень хорошо знала Юнгберга, он производил впечатление человека, распространявшего вокруг себя радость. Но она даже не успела заметить, что он пропал.

Она растерянно огляделась. Спуск Ютас Бакке. Такого места просто не существует. Потом она увидела Самана, который махал ей, стоя посреди улицы. Спуск оказался коротеньким отрезком улицы, мощенным булыжником. Он круто уходил вниз, и заметить его можно было только стоя на нем. Линн еще не успела включиться и стояла, неловко опустив руки, когда Саман обнял ее в знак приветствия. Он кивнул в сторону хорошо сохранившегося дома XIX века.

— Да, я живу в доме, принадлежащем банку, если тебя это удивило. У меня не такая уж и высокая зарплата. Как у тебя дела? Ты выглядишь так, как будто — как это называется? — как будто в воду опущенная.

Вообще-то Линн была не из тех, кто легко раскрывается перед другими, скорее наоборот. Однако к Саману она мгновенно прониклась доверием. Он показался ей естественным и сердечным. Еще до того, как они вошли в охристо-желтый старинный дом, она рассказала ему об Аманде и происшествии на мосту.

Квартирка оказалась маленькой, но обжитой и уютной. Саман сделал широкий жест, приглашая Линн войти.

«С таким же успехом я могла бы подключиться к своему серверу KTИ», — подумала она про себя. Но ей больше нравилась идея плюхнуться на диван дома у Самана, чем сидеть одной в подавленном настроении у своего компьютера.

— Перекусим, прежде чем начать? А поужинаем потом. Я достану пракс.

Она взглянула на него с удивлением. Неужели она так плохо выглядит, что ей предлагают принять таблетки?

— Можем потом выпить ливанского вина, когда хорошо поработаем. Если захочешь. Но попробуй вот это. Они курдские.

Он протянул ей тарелку с зелеными рулетиками, блестевшими от оливкового масла.

— Долма с виноградными листьями?

Саман с улыбкой кивнул.

— Мы называем их «ипракс». Съешь пару штук, а я пока подключу компьютер Аландера к серверу. Посмотрим, что могут сделать мои программы.

Рикард получил эсэмэску от Линн в тот момент, когда свернул на улицу Томтебудавеген. Он припарковался перед зданием судебно-медицинской экспертизы. Стало быть, никто не разыскивает девочку, найденную на мосту. Он тяжело вздохнул. Линн плохо умеет выбрасывать из головы неприятное. Он хорошо понимал, что она сейчас чувствует. Сам Рикард уже начал скучать по Эльвину — сейчас, когда сын проводит неделю у мамы. Мысленно Рикард решил найти какой-нибудь повод позвонить вечером бывшей жене Марианне — чтобы у нее не сложилось впечатление, будто он проверяет, чем она занимается. Ему просто хотелось услышать голос Эльвина.

Выйдя из машины, Рикард ощутил мелкие капли моросящего дождя. Позади угадывались очертания больницы Астрид Линдгрен. По спине у Рикарда пробежал холодок. Когда Эльвин был совсем маленький, они приехали сюда среди ночи на «Скорой», когда им показалось, что у него во сне остановилось дыхание. Оказалось, что у него ложный круп. Рикард все не мог забыть то чувство страха.

Он хорошо понимал Линн. Невозможно подготовиться к тому, что жизнь такая хрупкая штука. Когда они нашли Юнгберга, он испытал неописуемое облегчение. Состояние коллеги стабильное, хотя ему пришлось остаться в больнице. Врачи считают, что он полностью восстановится. Вместе с тем, все могло кончиться очень плохо. Кислородное голодание. Удар по голове. Нападавшие могли попросту убить его. Рикард медленно двинулся вперед по асфальту, поддавая ногой мелкие камешки. Словесный портрет, данный Юнгбергом, ни к чему не привел. Качок на анаболиках, которого, похоже, нет в реестре полиции. Шведская внешность. Татуировка на шее. Не темнокожий, не с Ближнего Востока. Комиссар глубоко вдохнул свежий осенний воздух, прежде чем открыть двери судебно-медицинской экспертизы.

У стеклянных дверей, ведущих в помещение со столами для вскрытия из нержавеющей стали и блестящими холодильниками, он не мог сдержать улыбки. Он прекрасно осознавал, что это ненормальная реакция — но ничего не мог с собой поделать, хотя тела, распростертые на стальных кроватях, вовсе не выглядели забавно. Улыбка возникла у него на лице оттого, что он встретился глазами с судмедэкспертом Паскуалем Родригесом. Это был человек, от которого многие шарахались — особенно те, кто видел его в таком виде, как сейчас: с электрической пилой в руке рядом с трупом. «Такой напугает, даже пройдя мимо тебя в парке», — подумал Рикард. Массивный торс врача был покрыт татуировками. Длинные черные как вороново крыло волосы временно убраны под бумажную шапочку. Мочку одного уха оттягивал большой пластмассовый плаг с черепом. Типичный поклонник дэт-метала. Трудно было судить, сколько лет Паскуалю — двадцать пять или пятьдесят, хотя Рикард знал, что ближе ко второму.