Магнус Йонссон - Пожиратели

Мужчина не сводил с него внимательных глаз. Взгляд был холоден как лед.

— Ты знаешь, чем мы сейчас занимаемся?

Пролиг почувствовал, как тревога вернулась, в животе все сжалось.

— Ну, это похоже на какую-то карточную игру. Но что я должен ответить — «эффективизация» звучит хорошо, но на карточке нет вопроса. В чем цель? Кто выигрывает?

— Из тех, кто играет, не выигрывает никто. Тащи еще карту.

Пролиг, не подозревая подвоха, прочел то, что было написано на следующей карте.

— «Карта-утверждение: ” То, что мы получаем прибыль, указывает, что мы все занимаемся экономией. Это и есть эффективное использование ресурсов. Это то же самое, что делать свою работу хорошо” ».

Человек, стоящий рядом с ним, достал ручку и блокнот.

— Какие товары вы закупаете, когда вам нужно максимально сэкономить ресурсы, время и материалы?

Пролиг не понял. Чего добивается этот мужчина? Он ревизор?

— Речь ведь не о товарах. Мы говорим об отрасли ухода? Клиентам положен наиболее эффективный уход, с сохранением высокого качества. В этом и заключается бизнес-идея. Карточки нужны для того, чтобы персонал понимал — они существуют для клиентов. А не клиенты для них.

Пролиг похолодел, когда мужчина, стоящий перед ним, внезапно безрадостно улыбнулся. И улыбка не была связана с тем, что ответ оказался правильным.

— Понимаю. Но каким образом твои клиенты выигрывают от недоедания, когда их вместо ужина кормят печеньем и снотворным? И как улучшается качество их жизни, если в отделениях настолько мало персонала, что они могут лежать на полу, упав и сломав ногу, заснуть на улице в снегу или проснуться в одиночестве, крича от страха, и никто не успеет подойти к ним?

Пролиг хорошо знал эту утомительную риторику, которую то и дело начинала левая пресса. Стало быть, перед ним экстремист, считающий, что предпринимательская деятельность сродни благотворительности. Добро пожаловать в реальность! Достаточно посмотреть на всех иммигрантов, которые открыли перевалочные пункты во время миграционного кризиса и брали со своих находящихся на грани отчаяния земляков цены не ниже, чем в роскошных отелях. А потом пресса обвинила во всем Берта Карлссона. Деньги. Вот в чем всегда дело.

— Я отвечаю примерно за 120 предприятий, из которых 48 работают в отрасли ухода. Ясное дело, то, о чем ты говоришь, недопустимо и не должно происходить. Но ведь человеку свойственно ошибаться? К тому же мы уже все исправили. Не всему надо верить.

— Человеку свойственно ошибаться?

Мужчина подался вперед. Пролиг прижался к койке, когда мужчина зашипел ему в ухо.

— Только в этом году тринадцать жалоб в соответствии с законом Lex Sarah [54] Lex Sarah — шведский закон, по которому в некоторых отраслях (медицина, уход и др.) сотрудники обязаны рапортовать о замеченных нарушениях. . Женщина, неделями привязанная к кровати. Двенадцать пациентов с деменцией, запертые в палате много дней подряд после сокращений персонала. Заметное увеличение количества инфицированных пролежней у пациентов, которым не помогали встать с кровати. Взвешивание подгузников, которые не меняют, пока моча не начинает разъедать кожу. Остеомиелит от маленьких ран, ведущий к ненужным ампутациям, когда никто не успевает их обрабатывать. — Глаза мужчины горели черным огнем. — Хочешь, чтобы я продолжил? А так вопрос предельно прост: каким образом все это является примером того, как ты создаешь для своих сотрудников возможности «хорошо делать свое дело»? Как это ориентировано на потребности клиентов — то есть скорее людей? Как обстоят дела с качеством? С безопасностью? Насколько это достойно? Насколько это человечно? Насколько ты думаешь о чем-то еще, кроме как экономить на всем?

«Тринадцать заявлений — уменьшение на пятьдесят процентов по сравнению с прошлым годом», — успел подумать Пролиг. Прежде чем он успел вставить хоть слово, мужчина продолжал:

— Понимаю, что тебе все это кажется мелочами. То, что происходит в твоих заведениях, для тебя не более чем абстрактные цифры. Случайные промахи. — Мужчина вытащил из кармана пиджака и сунул ему под нос черно-белую фотографию. — Я буду говорить конкретно. Мой отец. Твой клиент. Дистрофия. Пролежни на крестце, бедрах и пятках. Некроз тканей. Опрелости в паху и на ягодицах. Воспаленная рана на затылке. Трещины в костях после падения с кровати. Тревожная кнопка отключена. Стертая кожа в результате фиксации ремнем. — Повернувшись спиной к Пролигу, мужчина отошел в угол и стал рыться в своем рюкзаке, продолжая громко говорить. — Боюсь, ты продемонстрировал неверный подход. Такой взгляд нисколько не улучшит твое положение. Ты неэффективно распорядился своими ресурсами. В этом матче ты проиграл.

Пролиг почувствовал пистолет, прижатый к груди. Мужчина отстегнул его от кровати.

— Повернись на живот!

Пролиг тяжело перекатился на живот и уткнулся лицом в стальную кушетку. Мышцы неконтролируемо дрожали. От страха смерти голову сжало словно тисками. У него не было шансов. Мужчина и не собирался вести с ним переговоры.

Все кончено.

Мужчина грубо схватил его, снова затянул ремни. Пролига прижало к холодному металлу. Однако в его душе промелькнула надежда. Его не казнят.

Мысли отчаянно неслись по кругу в голове у Пролига. Он услышал, как мужчина направился к двери. Стало быть, на этот раз все.

Это психический террор с целью вызвать страх. Создать мучительную неясность. Неверно направленная попытка скопировать то, что, по мнению его похитителя, происходило в домах престарелых, за работу которых отвечал Пролиг.

Но он не умрет.

Пролиг услышал металлический скрежет. Холодный пот выступил на лбу. Это не похоже на звук открываемой двери. Мужчина не собирался уходить. С большим усилием Пролигу удалось немного повернуть голову. Мужчина ковырялся в каком-то ящике в углу. Достал из него предмет, посмотрел на Пролига. Тот поспешно закрыл глаза, но затрясся еще больше. Он успел увидеть.

Мужчина держал в руке электроинструмент. Он включил его. Звук был как удар кулаком по барабанным перепонкам — оглушительный шум. Звук приблизился. Тело Пролига задергалось, как в спазмах. Затем машину прижали к его спине.

Боль была адская, когда грубое шлифовальное полотно вонзилось в кожу. Брызги крови полетели во все стороны, потекли ручьями по талии. Мужчина все крепче прижимал шлифовальную машинку к позвоночнику Пролига. Боль стала невыносимой, когда остатки кожи были сорваны, и шкурка добралась до позвоночника. Словно его освежевали без наркоза. Когда мужчина отключил аппарат, Пролиг уже давно потерял сознание. Он не слышал, как тот остановился в дверях, прежде чем выйти.

— Надеюсь, кто-нибудь успеет обработать твои пролежни.