Франк Тилье - Жил-был раз, жил-был два

Поль лгал. И будет вынужден лгать всем до конца своих дней. Коринна отстранилась от него. Села на диван, чуть наклонилась вперед и, слегка раскачиваясь, стала глядеть на угли.

— Я хочу, чтобы тело моего ребенка нашли.

За ее спиной Поль потирал веки. Значит, это никогда не кончится. Он подошел, открыл стеклянную дверцу, добавил еще одно полено и подтолкнул его кочергой. Огонь в камине стал медленно разгораться.

— Сейчас начинается новое очень сложное расследование. Нам придется сотрудничать с полицией Орлеана, которая работала над исчезновением Матильды Лурмель. Потом с парижскими копами по самоубийству Абержеля. А еще обыск в доме писателя. Короче, куча усилий по делу, которое расползается, как спрут.

Он присел рядом с женой и, замолчав, тоже стал смотреть на огонь. Завтра он присоединится к Мартини в Париже для координации последующих действий с начальником комиссариата того округа. Самоубийство было бесспорным, тому свидетельство — видео и фото, но, разумеется, будет сделана попытка объяснить поступок фотографа. Придется изворачиваться, чтобы они не начали рыть глубже, чем следовало.

Потом через несколько дней он вернется повидать Габриэля и убедит его прекратить свои поиски. Вопрос выживания. Они избавятся от дневника Жюли, переформатируют карту памяти его телефона, чтобы не осталось никаких следов русского и трупов со склада. Любой ценой нужно сделать так, чтобы Габриэль держался как можно дальше от этих ужасов, чтобы он занялся своим здоровьем и вернулся к обычной жизни, иначе они оба окажутся за решеткой.

Поль поцеловал Коринну в лоб, натянул ей на плечи плед, когда она прилегла на диван под действием таблеток. Прибавил звук в телевизоре и спустился в подвал. Заперся. Распаковал обернутую в простыню картину Паскаля Круазиля, положил ее на бетон, полил бензином и поджег. Портрет молодого незнакомца съежился, покоробился под пузырьками раскаленной краски и начал распадаться, пока не превратился в ничто.

Поль спросил себя, каким монстром стал он сам, отняв у родителей последний шанс узнать про судьбу их ребенка. Они, возможно, до сих пор ждут у телефона или вздрагивают от каждого звонка в дверь. Но этот аспект расследования надо уничтожить… Тайное общество Ксифопага должно навсегда сгинуть во мраке карпатского леса. И если «ДК» останется безнаказанным, ничего не поделаешь. В любом случае ничто уже не вернет Жюли.

Он подмел пепел, собрал его в ведро и рассыпал в саду. Пепел закружился облачком черных бабочек. Небо по-прежнему тяжко нависало над городом. Поль посмотрел в долину. Огни Сагаса внизу мерцали как робкие китайские фонарики, некоторые из них терялись на горных склонах, далеко-далеко за темным кубом тюрьмы. Люди жили и умирали здесь, не счастливые и не несчастные. Поль хотел быть как они. Эта жизнь с женой и дочерью его вполне устраивала. Однако он знал, что ему придется бороться, чтобы уберечь эту жизнь, какой бы простой она ни казалась.

Он ополоснул ведро, закрыл дверь гаража и, прихрамывая, вернулся в гостиную. Коринна уже спала. Он выключил телевизор и пристроился у жены за спиной, обняв ее обеими руками. Когда он почувствовал, как тихо бьется ее сердце, а в его собственной груди разливается теплая волна, он понял, что не все еще умерло и среди всех этих зверств еще осталось место надежде на любовь.

Габриэль готовил себя к тому, что попадет в преисподнюю, окажется среди жертв самого изощренного насилия, превосходящего все, что может вообразить человеческий разум.

Перед ним в полости рассеянного света всплывал застывший лес освежеванных. Первый пластинат возник, протягивая к нему ладонь. «Рукопожатие». Скелет, прикрытый кожей до ребер, с высушенными сухожилиями, прикрепленными к костям, пожирал его глазами, приподнявшиеся пергаментные губы обнажали голые корни зубов. Когда Габриэль обошел его, ему показалось, что скульптура двинулась за ним и сейчас схватит и сломает ему хребет.

Затем образ всадника Апокалипсиса, впечатавшийся в его сознание, материализовался и встал перед ним. Как и в его давнем воспоминании, это был не мужчина верхом на вздыбленном животном с содранной кожей, а женщина или, по крайней мере, внутренность того, что было женщиной. Ее лишенные век глаза сверлили его так, что ему показалось, будто она вот-вот обрушится на него со всей силой своей ярости и оторвет ему голову. Она сжимала в руке собственный мозг, словно отбитый у врага трофей.

Габриэль почувствовал, как из него утекает вся энергия, словно ее высасывали мертвецы. При каждом шаге он боялся рухнуть. Потому что дальше его, возможно, поджидала дочь. Она могла скрываться в любом образе, под видом любого из представленных здесь кошмаров. Лишенные плоти личины толпились вокруг — анонимные, жуткие. Сидела ли Жюли верхом на этом коне? Или она была выставлена справа, разрезанная на восемьдесят девять ровных ломтей и растворенная в пространстве? Или же она была мускулистой воительницей, полностью освежеванной и держащей кончиками пальцев тяжелый груз своей кожи, будто предлагая ее первому встречному?

Чуть дальше Габриэль обнаружил «Человека взорванного», сборную композицию из фрагментов тела, монументальную скульптуру более пяти метров в ширину, похожую на стоп-кадр, сделанный в долю секунды, последовавшей за взрывом противопехотной мины. Прямо за ней его потряс вид продольно разрезанного тела лежащей женщины, беременной почти восьмимесячным ребенком. Выставленные рядом в крошечных витринах эмбрионы различного возраста позволяли отследить все этапы дородового развития.

И люди приходили восхищаться этим… Подобный акт трансгрессии выявлял людоедские и некрофильные инстинкты. В это мгновение он спросил себя, кто же в конечном счете является монстрами.

Лес смыкался вокруг него, освежеванные теснились все ближе, угрожающие, с обнаженными челюстями и умоляющими руками. Габриэля мучила жгучая, разрывающая боль, потому что не было никакого способа хотя бы мысленно представить себе человеческий облик этих мерзостей, отличить пластинаты, изготовленные на основе тел, полученных через медицинские университеты, от тех, кто попал в руки Калинина живым. Сколько похищений, сколько убийств? Какие пытки? Мысленно он видел, как этот садист работает с еще живыми жертвами, раздвигает плоть, отделяет сухожилия от костей точными движениями лезвия…

Габриэль миновал «Человека-шкаф», у которого отдельные части тела вынимались, предлагая нечто вроде органического самообслуживания, когда уловил в темноте поскрипывание двери, через которую прошел чуть раньше. На мгновение ему показалось, что во мраке блеснули чьи-то глаза, но когда он посветил в ту сторону, то понял, что это были глаза освежеванного в позе стрелка из лука с направленной на него стрелой. Он устремился туда, оказался в гуще армии трупов, сжал кулаки, готовый нанести удар. В том же порыве, к которому добавился страх, Габриэль пронесся через стеклянный коридор, подобие туннеля в аквариуме, с кусками человеческих тел по обе стороны, которые пытались воссоединиться, прижимаясь внутренностями к стеклу. Эти создания невыносимо угнетали его.