Виктория Селман - Границы безумия

— Так и знала, капитан, что вы не удержитесь и заговорите про полеты.

Джек недавно приобрел долю во владении самолетом «Грумман Тайгер» [19] Грумман F-11 «Тайгер» — американский палубный истребитель, производимый в США для американских ВМС в 1954–1959 гг. Использовался в учебных целях до 1969 г. На экспорт не поставлялся. Всего было построено около 200 самолетов. и при любом удобном случае норовил полетать. А уж хвастался — так и вовсе каждые пять минут.

Он рассмеялся.

— Уже который день держу птичку дома. Погода — отстойней некуда.

— Бедняга!

Джек бросил в меня кусочек картофеля.

— Что-то нынче ты не в духе.

— А ты бы радовался, если б пришлось весь день лицезреть этого урода Фингерлинга?

— Не имел чести быть ему представленным, но поговаривают, что он реально сволочь. Вообще не умеет общаться с людьми.

— Я, если честно, тоже не умею. Он звал меня в бар, а я его отшила, причем грубо.

— Он обязан уважать память Дункана, — жестко заявил Вулф. — Даже если не умеет обращаться с женщинами.

— Фингерлинг его не знал. И, откровенно говоря, Джек, даже приятно, что не все сослуживцы Дункана ходят вокруг меня на цыпочках, словно я вот-вот растаю. Фэлкон — и тот ничем не лучше других. Вечно качает головой: «Ах, эта бедная вдовушка Зиба…» — Я выразительно закатила глаза. — Посмотрела бы я на него, доведись ему сойтись в рукопашной с талибами, когда весь план полетел к чертям и боеприпасы кончились.

— Фэлкон с Дунканом были очень дружны. Наверное, он считает своим долгом тебя опекать.

— Только в этом нет необходимости. Я могу и сама о себе позаботиться!

— Ладно, ладно, я понял… — Джек вскинул руки в знак капитуляции.

— Теперь, когда я сняла камень с твоей души, лучше расскажи мне про Фингерлинга. Что у тебя на него есть? Может, он любит носить женские стринги?..

— Об этом мне ничего не известно, — Джек рассмеялся. — Но ходят слухи, в последние годы он совсем слетел с катушек. Недавно его бросила подружка. Он очень болезненно пережил разлад и с тех пор посещает психолога. Поговаривают, она изменяла ему чуть ли не в открытую.

— Круто, ничего не скажешь.

— Может, и так. Хотя, судя по твоим рассказам, он это заслужил.

Я пожала плечами, и мы принялись обсуждать последнее убийство Протыкателя. Наверное, это было неизбежно — ведь все окружающие только о нем и говорили.

— Ты уж постарайся не шутить с Фингерлингом, — предупредил напоследок Джек.

Мы закончили ужинать, и он расплачивался по счету. Как всегда, сам — с меня денег никогда не брал.

— Ты опять за свое?

— У меня насчет него дурное предчувствие. Не знаю, в чем дело, но мне этот тип не нравится. Просто держи ухо востро, ладно?

— Спасибо за заботу, папочка, только я и сама справлюсь, поверь. Не волнуйся. Все со мной будет хорошо.

— У тебя точно есть время меня отвезти? Я могу и сама добраться на метро.

— Не говори глупостей. Уже поздно, вдобавок льет как из ведра… Лезь в машину.

Джек отпер дверцу старинного «Рейнджровера» и убрал с пассажирского сиденья сумку. Из кармашка выпала летная карта.

— Ты же вроде говорил, что не летаешь, — сказала я, поднимая ее.

— Какое там! С этими маньяками про полеты теперь можно забыть… Давай помогу.

Он протянул мне руку.

— Не надо, сама, — отмахнулась я.

Джек обошел машину, потирая затылок. Успокаивающий жест. Одна из лимбических реакций организма на стресс. Отказавшись от помощи, я смутила его и заставила чувствовать себя отвергнутым.

Когда он занял место за большим кожаным рулем, я потянулась к приемнику.

— Ты не против?

— Нет, конечно.

Джек повернул ключ в замке зажигания.

Мы отъехали от тротуара. Двигатель мощно взревел, и машина, набирая обороты, помчалась по дороге.

«В сегодняшнем выступлении старший инспектор Скотленд-Ярда Крис Фэлкон подтвердил, что человек, виновный в убийстве Филипа Лоуренса в минувший четверг, и есть Лондонский Протыкатель, серийный маньяк восьмидесятых годов, на счету которого уже пять смертей. К другим новостям дня. Из Балморала прибыла королева, чтобы побывать на месте крушения поезда возле «Кингс-Кросс». Ее Величество уделила главному констеблю Британской транспортной полиции Алану О’Брайану двадцать минут, чтобы обсудить планы разбора завалов, после чего попросила сотрудников всех экстренных служб предоставить ей в конце недели полный отчет».

Мы ехали по мокрым черным улицам, блестящим в свете фонарей. Я поглядывала на людей, бегущих по тротуарам, склонив головы под проливным дождем. И вдруг встрепенулась:

— Мы же на Инвернесс-стрит. Здесь жила Тереза Линч.

— Я думал, ты про нее забыла…

Джек ругнулся: нас подрезал черный мопед. Фары у него были выключены, а водитель — без шлема.

— Тебе не кажется странным, что родители держат на серванте одну-единственную фотографию погибшего сына?

— Нет, не кажется. Может, они просто не могли видеть его всякий раз, когда садятся на диван перед телевизором… Что тут такого? Мой тебе совет, Зиба: выброси наконец эту бедняжку из головы и думай про нашего Протыкателя.

— Но что, если они связаны?..

— Мак! — осадил меня Джек.

Я рассмеялась и шлепнула его по ладони. Он покраснел. Я отдернула руку, тоже заливаясь краской.

После смерти Дункана мы с Джеком немало времени проводили вместе, но прежде я никогда не замечала в этом ничего особенного. Я, специалист по человеческому поведению. Чья работа — видеть людей насквозь. И умудрилась проглядеть все симптомы…

Издевательский голос Фингерлинга эхом прозвенел в ушах. «Свидание, да?» Видимо, этот урод, чтоб его черти взяли, разбирается в людях лучше меня.

Два вечера подряд я наблюдала одни и те же сигналы, только не придавала им значения. Отражение моей позы. Расширенные зрачки. Выразительные жесты. Наклон головы. Все указывало на то, что лучший друг Дункана испытывает ко мне влечение.

Стоило бы оскорбиться за мужа. Или возмутиться самой. Однако я отчего-то почувствовала себя польщенной. Словно вдруг вышла на свет. Как Золушка в бальном зале. Кожу покрыло мурашками. Желудок заплясал. И все из-за одного-единственного мужчины, с которым я ни за что на свете не смогу быть вместе…

Джек весьма привлекателен внешне — если перед ним устоит хоть одна женщина, я продам свою парадную форму. Только завести с ним роман — все равно что предать память о муже. О таком не может идти и речи.

Я потерла надгрудинную выемку, ямочку между шеей и ключицей. Неосознанный жест. Совсем как тот, когда Джек массировал затылок, обидевшись на мое упрямство.

Мы ехали по темным улицам. Сперва все было нормально, но, когда Джек свернул резче обычного, я заподозрила неладное.