Виктория Селман - Границы безумия

— За нами хвост. Серебристая «Хонда» с большой вмятиной на капоте. Видишь ее? Специально пропустила вперед другую машину, но все равно держится за нами.

Джек посмотрел в зеркало заднего вида и смерил меня выразительным взглядом: мол, совсем спятила?

— Там никого.

Я оглянулась. Он был прав. «Хонда» пропала. Водитель, видимо, понял, что его засекли.

— Останови-ка здесь. Посмотрим, не вернется ли.

Я указала на пустующее место на обочине.

— Не буду я останавливаться! Глупости. Никто за нами не едет, — буркнул Джек, по-прежнему двигаясь в сторону набережной.

— Черт возьми, Джек! Теперь мы не узнаем, кто это был!

— Никого там не было. Хватит думать, будто за каждым кустом сидит психопат с ружьем. Мир не такой опасный, как ты, Мак, думаешь.

— Если б ты всю жизнь дрался с тварями, как я, считал бы иначе, — пробормотала я.

Он затормозил возле моего дома. Я поднялась по ступенькам на крыльцо, обернулась и помахала на прощание. Джек отъехал от обочины, и я снова ее увидела — серебристую «Хонду» с помятым капотом, которая выглядывала из-за двух припаркованных машин.

Я зевнула, поправила на плечах плед и вытянула на диване ноги.

Из ламп горел только ночник. На кофейном столике стояла полупустая бутылка мерло из долины Напа. Тихонько, фоном, бормотало радио.

Когда я поднялась наверх и выглянула в окно, серебристая «Хонда», если та мне не померещилась, уже уехала. Может, Джек и прав. Я нынче сильно вымоталась. Работы навалом. Видимо, теряю хватку.

Я плеснула себе вина и провела пальцем по экрану смартфона, открывая следующую фотографию. Дункан в теплой куртке — улыбается так, что вокруг глаз густые морщинки.

День тогда в Пуле выдался холодным, но ясным. Дул пронзительный соленый ветер.

— А погодка бодрит! — метко выразился Дункан, размахивая руками, пока мы шагали по песчаным дюнам.

Когда начался дождь, мы заглянули в кафе с синим фасадом на набережной и купили трески в пивном кляре и картошки.

— Эй, милая, полегче с солью. Ты так себе сердечный приступ заработаешь, — сказал Дункан, когда я щедро посыпала свою порцию.

Хоть мы сидели внутри, он так и не снял куртки. Под ней был старый рыбацкий свитер, тот самый, который я теперь носила поверх пижамы…

Я вздохнула — глаза опять защипало.

Что мне соль — сердцу и без того хватает испытаний. Я выключила ночник и уложила голову на полосатую гобеленовую подушку, неброскую, тусклую, которая казалась выцветшей даже в день покупки.

Наконец я задремала, и мне приснилось, что я маленькая сижу в кабинете отца. В комнате густо пахло табачным дымом и ароматом пачули от горящих в уголке благовоний. В старом кресле сидел Дункан, одетый в отцовскую длинную тунику без ворота и пакистанские сандалии. Он читал мне потрепанный том «Тысячи и одной ночи».

Я устроилась на полу и, как всегда, заплетала косички из бахромы. Дверь распахнулась, и вошел Джек. Дункан встал и протянул ему книгу, но Джек, вместо того чтобы сменить его в кресле, опустился рядом со мной на ковер и открыл ее. Я придвинулась ближе, разглядывая картинки.

Внезапно из ребенка я стала взрослой женщиной. Джек запустил руку мне в волосы, массируя впадинку у основания черепа.

Я подняла голову, и он привлек меня к себе, раздвигая поцелуем губы. Все тело затопило жаром. Каждая клеточка затряслась.

Сон опять изменился. Вдалеке взвыла пожарная тревога. Громкая и настырная. Я наконец осознала, что это вовсе не сигнализация, а мой телефон. И звонит он наяву.

Я с трудом стряхнула сон. Голова была как в тумане, глаза не желали открываться; меня мучило сильное чувство вины. «Приснится же такое», — пыталась я успокоить себя, нащупывая в тумбочке телефон. Наконец нашла его за спинкой дивана.

Чувство вины по-прежнему никуда не делось.

Я сослепу зашарила по кнопкам. Сквозь шторы пробивался серый утренний свет, но в комнате было темно. Отвечая, я глянула на часы.

Четыре сорок два. Кто звонит в такую рань? И зачем?

Имени на экране не высветилось, только незнакомый номер.

— Маккензи, — буркнула я в трубку.

— Простите, что так рано, — произнес Найджел Фингерлинг. — Вы не могли бы поскорее приехать на Деланси-стрит? Мы прямо за «Кэмден Брассери». Я сейчас пришлю вам адрес.

— «Кэмден Брассери»? — шепотом переспросила я.

— Да, ресторан на углу Деланси и Альберт-стрит. С коричневой облупившейся вывеской и фонарем над дверью. Будете подъезжать, увидите машины с мигалкой. Не волнуйтесь, мимо не проедете.

— Что происходит? — спросила я, уже сама догадавшись.

Только одно событие могло заставить Фингерлинга вытащить меня из постели в столь ранний час.

— Снова объявился Протыкатель. У нас очередное убийство. И зрелище, надо сказать, так себе…

Через пятнадцать минут я уже парковала свой «Порше» — серебряный «турбо» восемьдесят восьмого года, мою радость и гордость — позади двух полицейских машин. Сирены были выключены, но мигалки переливались цветными огнями.

— Зиба Маккензи, аналитик, работаю на Скотленд-Ярд. Меня ждет инспектор Фингерлинг.

Я протянула свое удостоверение патрульному, который охранял место преступления от случайных зевак.

— Возьмите СИЗ [20] Средства индивидуальной защиты. , — велел тот, записав мои данные в блокнот и указав на ящик, где лежали костюмы, шапочки, бахилы, перчатки и маски.

Нацепив все это добро, я пошла искать Фингерлинга в переулке за рестораном, где совсем недавно ужинала с Джеком. Мысли о приятеле отчего-то вызывали стыдливый румянец.

Однако сейчас важнее другое. Прошлой ночью нас преследовала машина, а теперь на задворках ресторана, где мы ужинали, валялся труп. Есть ли связь между этими событиями, и если да, то как в данное уравнение вписываюсь я? Или я, как сказал Джек, просто вижу маньяка за каждым кустом?

— Извините, что поднял вас в столь ранний час…

Найджел Фингерлинг встретил меня у входа под навес. Лицо у него было изрядно помятым, он часто моргал, словно за всю ночь не сомкнул глаз. Видимо, не меня одну выдернули из постели.

Рань несусветная. В меня даже кофе с утра не полезло — а этот тип стоял и,= как ни в чем не бывало жевал большущий «Сникерс». Закинув в рот последний кусочек, натянул новые перчатки и проводил меня к месту преступления.

Там сновали криминалисты: расставляли повсюду флажки, фотографировали, собирали волокна. В центре валялся труп, прикрытый белой простыней; в области паха темнели красные пятна. В метре от трупа, возле стены, виднелись брызги и кровавое месиво. Я на своем веку повидала немало мерзости, но затошнило даже меня.

— Снова оливковое масло? — уточнила я у Фингерлинга, с трудом сглатывая слюну.