Оливье Норек - Мертвая вода

Надгробные камни, стелы и земля постепенно темнели под дождем.

Оставив Юго в доме у озера, Ноэми поехала на его внедорожнике «форд», в котором тот в пожарном порядке вернулся из Парижа. До допросов Сержа и Брюно Доренов она сделала крюк и заглянула на кладбище, где с удивлением увидела новые украшения на авалонских могилах в виде красно-желтых бантов.

— Сильно напоминает современное искусство, — заметила она.

— А нам осталось проверить меньше половины, — доложил ей Милк. — Это занимает чертову тучу времени.

— Знаю, но либо в архиве ошибка, либо где-то здесь, под землей, нас двадцать пять лет поджидает один из ребятишек. Так что не расслабляйтесь, а я возвращаюсь в контору.

Теперь Серж Дорен не сводил с Ноэми голубых глаз, холодных и недобрых, как суровая зима.

— Вам что, больше нечем заняться?

— Кроме как искать убийцу вашего сына?

— Вы меня прекрасно поняли. В этой истории мы — жертвы. И при этом нас вызывают в комиссариат?

— Обычный опрос свидетелей.

— А вы вправду думаете, что пропажа браслета приведет нас к чему-нибудь?

— Это зона тени. А меня интересует все, что таится в зоне тени.

— Ну и грязная у вас работа.

— Знаю. Так, значит, первым мать обнаружил Брюно?

Стоило заговорить о сыне, Серж Дорен замкнулся еще сильнее:

— Он за год потерял мать и брата. Оставьте его в покое. Лучше найдите полицейских, которые в тот день были в моем доме. Меня не удивит, если один из них подрезал браслетик.

— У нас есть и такая гипотеза, — подтвердила Шастен, чтобы хоть немного его успокоить. — Ваши сыновья прошли крещение?

— Да, крещение и первое причастие. И получили по браслету, если это вас интересует.

— Однако, когда мы обнаружили тело вашего сына, браслета на нем не было. Мы нашли металлические ушки от ботинок, монетку в десять сантимов — и больше ничего.

Дорен сжал кулаки, лежащие на коленях:

— Значит, вы принимаете мысль, что Алекса убили, но не верите, что у него украли ценную вещь? Впрочем, поступайте как хотите. Вы признаете лишь то, что вас устраивает, и отбрасываете все, что не вписывается в ваши смутные предположения!

— Как раз наоборот. Я тяну за все ниточки, которые мне попадаются. Я не придаю большего значения одной в ущерб другой, какова бы ни была их длина или толщина. Я иду до конца. И поэтому мне придется задать те же вопросы вашему сыну.

— Но это же смешно, ему было всего восемь лет! — взорвался Дорен.

— Это необходимо для расследования. Я с вами согласна: до десятилетнего возраста воспоминания редко сохраняются, но травмирующие события остаются впечатанными в память, словно произошли вчера. Мне об этом кое-что известно.

Она уже представляла себе, как он поднимается и начинает орать, оскорблять ее или — почему бы нет? — опрокидывает стол. Но Дорен повел себя совершенно иначе. Его тело как-то безвольно обмякло, черты лица смягчились.

— Это я, — наконец выдохнул он, словно сбрасывая тяжкий груз с души.

— Придется уточнить.

— Алекс всегда носил браслет. А вот Брюно никак не хотел надевать свой, и тот оказался в шкатулке с украшениями жены. Тогда флики перерыли весь сарай, фотографировали, задавали вопросы. Веревка была перерезана, тело положено на носилки, и когда мне разрешили в последний раз ее поцеловать, я узнал браслет Брюно у нее на запястье. И тогда я его снял.

— Почему?

— Потому что он там был ни к чему. Я не мог понять, что это значит. Зачем лишать себя жизни, надев вещь своего сына?

— А сейчас? Где теперь этот браслет?

— Я долго хранил его при себе как память. Сперва носил в кармане, потом он валялся в машине, и однажды я его не нашел. Брюно ничего об этом не знал, задавать ему вопросы бесполезно. Разве что для того, чтобы еще больше его растревожить.

— Судя по материалам судебных дел вашего сына, он не такой уж ранимый. Употребление наркотиков, насильственные действия, мошенничество и вымогательство, кражи со взломом, порча частного имущества. Даже странно, что он избежал тюрьмы.

Серж Дорен вспомнил ночные вызовы в комиссариат и жестокие ссоры с сыном, доходившие до побоев, чего никогда не должно происходить между отцом и его ребенком.

— Не знаю, какое детство было у вас, мадам, а вот его закончилось с исчезновением брата и самоубийством матери. Но с восемнадцати лет он больше не имеет дел с полицией. Он трудяга, гораздо в большей степени, чем я, и теперь никому не создает проблем; так что забудьте о нем, прошу вас.

В запасе у Ноэми больше ничего не осталось, и она решила положить конец разговору. Спустя несколько минут она увидела, как отец с сыном, прикрывшись от дождя одним плащом, выходят из комиссариата и ныряют в заляпанный влажной землей и пылью старый белый пикап.

Она вышла на порог подышать и закурила, но тут к ней присоединился майор Роз:

— Как допрос?

— Как разговор спички с канистрой бензина.

— Он разговорился?

— Плохо.

— У вас складывается впечатление, что он вас послал к черту?

— Возможно. Но у него это хорошо получается.

— В любом случае в протоколах расследования против него практически ничего нет, — заметил Роз. — Только эта история с пропавшим браслетом.

С громким выхлопом черного дыма и ревом усталого двигателя старый пикап Доренов покинул парковку.

— Я склоняюсь к такому же выводу, — согласилась Ноэми.

Тут у нее в кармане зазвонил мобильник, и она жестом извинилась перед Розом.

— Ты что, на стационарный телефон вообще не отвечаешь? — спросил Ромен.

— Я уже не в кабинете. Закончила с Дореном.

— С обоими?

— Нет, сына я не слушала. Чувствую, сейчас неподходящий момент.

— Я на кладбище, с Милком и Буске.

Слушая заместителя, Ноэми раздавила каблуком окурок.

— Вызывай криминалистов, они мне нужны на месте и немедленно, — сказала она и нажала отбой.

После чего наконец повернулась к Розу:

— Они нашли могилу.

Через два с лишним часа над найденной могилой был растянут брезентовый тент. На стеле виднелось выгравированное и наверняка вымышленное имя: «Полина Дестрель, 1972–1994».

Собравшуюся вокруг кладбища толпу сдерживал кордон полицейских, все с нашивками комиссариата Деказвиля.

— Вы пробили ее по картотеке? — спросила Ноэми.

— Неизвестна.

Она обратилась к своему специалисту по генеалогии:

— Милк, фамилия Дестрель тебе что-нибудь говорит?

— Нет. Во всяком случае, что касается наших шести коммун.

— По такому случаю разрешаю тебе разок позвонить маме, чтобы уточнить.

Милк зарделся, и Ноэми догадалась, что информация исходит непосредственно от матери мальчишки-полицейского. С помощью кладбищенской лебедки могильный камень Полины Дестрель был поднят, первые осторожные удары заступов обрушились на напитавшуюся водой землю. Криминалисты в белых комбинезонах поджидали глухого звука лопаты о дерево гроба, чтобы включиться в операцию. Но их надежды были обмануты. Раздался треск, как будто от сломанной ветки. Один из специалистов привстал на колено, погрузил руку в рыхлую землю и вытащил поврежденную временем и частично изъеденную насекомыми кость. Похоже, левую бедренную. Надо было определить ее размер.