Григорий Федорец - Похождения русского студента. Часть первая. Курьер поневоле

– Иссяк или дальше блажить будешь?

Тема злобно уставился в пол.

– Ага, вижу, угомонился. В принципе, не долго ревел. Бывало, отдельные личности и минут сорок извергают. От истерики затрещины хорошо помогают. Зато потом благодать: любовь и взаимопонимание.

Парень молча разглядывал девицу. Снегурка хихикнула:

– Что-то в твоих очах доброжелательности поубавилось. А, похоти совсем нет. Ладно, ладно, не закипай! Мне смотаться надо, минут на сорок. Поскучай в одиночестве. В холодильнике выпивки и закуси навалом. Не стесняйся.

Финка, поднявшись с кресла, направилась к выходу:

– Да, чуть не забыла! Я дверь закрою на замок. Он изнутри не открывается. Для твоей же безопасности. Оривидерчи, Рома!

****

Толстых, шаркая подошвами, вышел из здания. За спиной пульсировали огни «Планеты Голливуд». Впереди прятались в каштанах Елисеевские поля. Прикуривая от зипповской зажигалки, он осторожно огляделся. Действовал по привычке, прекрасно понимая, что в такой сутолоке выявить наружку не реально.

– Какой придурок выбрал «Голливуд» для встречи. Будьте с пяти до пяти двадцати за крайним справа столиком Малого зала. Пароль: «Здесь подают соленые гренки?». Отзыв: «Я бы не советовал. Здешний повар их пережаривает». Полный бред. Белая горячка. Кто услышит, решит, что дауны на свободе, – бормотал он, направляясь к киоску с прессой.

Не дойдя двух шагов, он остолбенел. Навстречу быстро двигался необыкновенного вида субъект. Полы белоснежного плаща разлетались в сторону. Шляпа-горшок, того же цвета, насажена до бровей. Светло-бежевый костюм с золотой ниткой играл на солнце. Туфли белой кожи несли субъекта, едва касаясь асфальта.

– Во, блин, поганка бледная! Не хило! – восхитился Толстых, освобождая путь. Джентльмен, подняв облачко сероватой пыли, пронесся мимо и исчез в «Планете».

Разглядывая красочные обложки журналов, Николай выругался:

– Е-мое! Это ж, Быстров, собственной персоной! Прикинулся педиком, и не признаешь!

Столкнувшись с парой-тройкой прохожих, он вбежал в «Планету». Мухой проскочил первый зал, рыская глазами по сторонам:

– Куда он запропастился, моль бледная!

Быстров нашелся в Малом зале. Дисциплинированно устроившись, за крайним справа столиком, он с любопытством шарил глазами по залу и посетителям. Толстых с разбегу плюхнулся на стул у столика:

– Шеф, ну Вы даете! Вас не узнать!

Быстров непонимающе уставился на говорившего:

– Я ждал-ждал, все жданки съел. Время вышло, а нет никто. Уже уходить собрался, а тут Вы.

Полковник упорно молчал, разглядывая Николая с видом проктолога, обнаружившего в исследуемом органе неожиданный предмет. Тот продолжал трещать, но поперхнулся, натолкнувшись на взгляд Быстрова:

– Т … тарищ полковник … А, вы чего так смотрите? Это ж, я. Не узнаете?

Быстров потер ладони и, пожевав нервные губы, презрительно обронил:

– Я ни понимайт. Ви ошибка.

– Ка… Какая ошибка?! Я, это, я! Коля! – зашипел Толстых.

– Урод, ты, Колек! – отвернулся полковник:

– И, папа твой, наверняка, такой же! И, детки … По определению.

– Ну, я же … – начал Николай.

– Баранки гну! Про пароль забыл, кусок дерьма! Причем большой! – оборвал Быстров.

Сникший было, Толстых встрепенулся:

– Да, да. Здесь подают соленые гренки? А, отзыв, отзыв-то: «Я бы не советовал. Здешний повар их пережаривает».

– Мда…, – протянул Быстров, в голосе сарказм зашкаливал.

– Чего расселся! Закажи пива и пожрать! – рыкнул полковник.

– Да, побыстрей! Времени в обрез!

– Я мигом, мигом, одна нога здесь, а другой и вовсе нет! – рванул с места Николай.

Старший инспектор подбежал к Печенкину:

– Девчонка садится в машину. Мы готовы.

Майор молча кивнул. Рация финна неразборчиво забормотала. Выслушав, инспектор, коротко ответил и, повернулся к Печенкину:

– Девица одна и выезжает со двора. Предлагаю, две пары на хвост, остальные остаются на месте. Дальше по ситуации.

– Согласен, – буркнул русский. Как только финн ушел, оживился Спиногрызов:

– Шеф, давайте сами в квартиру проникнем, а? В хате один Колибри. Зайдем тихохонько, если что и, побазарим без излишнего гуманизма. Он сто пудово не ожидает нас здесь. Колонется в три секунды!

Печенкин, сморщился, словно лимон укусил:

– Ох, и придурок, ты! Какое проникновение?! Моча в голову ударила? Мы здесь в гостях почти. Любые, подчеркиваю, любые действия с согласия финнов. Мля, дал же бог помощничка!

– Товарищ майор! Я что? Я ничего. Уж и инициативу проявить нельзя, – изобразил обиду на физиономии Спиногрызов. Печенкин злобно зыркнул на помощника:

– Тоже мне, энерджайзер, япона мать! Уймись!

Минут через семь вернул инспектор. Обычно невозмутимое лицо финна отражало смесь недоумения и легкой растерянности:

– Тут вот какая штука получается. Навестили мы квартирку. Судя по обстановке – явка.

– Что клиент? – заторопил Печенкин.

– Клиент на месте и скорее жив, чем мертв, – хмыкнул финн. Майор, хлопнув ладошками по толстым ляжкам, подскочил с лавки:

– Кто мертв? Ты что буровишь?

– Спокойно товарищ. Спит ваш Колибри. Что у них с девкой произошло, не понятно. На столе выпивка с закуской, а парень дрыхнет в кровати.

– Дрыхнет, говоришь? Ладушки. А, а девица? – Печенкин в волнении прошелся несколько шагов туда-обратно.

– Ведем парой машин. Это не девчонка, а черт в юбке. Выскочила из города и рванула по трассе, что петарда. Минут через сорок в Хельсинки въедет, – о чем-то размышляя, цедил финн. Майор глянул в упор:

– Про что медитируем?

Полицейский, почакав передними зубами, продолжал:

– В управе прогнали фото барышни через базу данных.

– И? – Печенкин не отрывал взгляда от собеседника.

– Что тянешь, дерьма в рот набрал!? – встрял в паузу Спиногрызов.

– Пшол вон! – гаркнул майор. От неожиданности помощник отскочил и часто-часто заморгал маленькими, как пуговички у гульфика, глазками.

– Даун, мать твою! Нам бы столько огородов, сколько у нас козлов, давно бы при коммунизме жили! – Печенкин еле сдерживал себя.

– Ну, дружище, давай, не тяни! Выкладывай сомнения. За моего, извини. В семье не без урода, – растянул он в узкую улыбку губы.

Уронив взгляд, финн буркнул:

– Да, ладно. Без обид, бывает.

Майор засуетился:

– Давай-ка присядем. Посидим рядком, да поговорим ладком.

Тот согласно кивнул. Русский решительно направился к скамейке. Плюхнувшись на лавку, он приглашающее похлопал рядом:

– Сидай хлопчик, будем думу думать. Как говориться: одна голова хорошо, но с туловищем лучше.

Быстров, умело орудуя ножом и вилкой, уминал румяный бифштекс, звучно прихлебывая золотистое пиво. Толстых обстоятельно докладывал, пытаясь избавиться от навязчивого ощущения глухой неприязни, исходящей от полковника. Из-за этого мысли слегка путались и, он сбивался, повторяясь.