Алина Малиновская - Негаданно-нежданно, или Учебник для оперативника [litres самиздат]

– Мария Григорьевна, я мама Саши и Маши Будянских, очень вас прошу пригласить всех учителей и, чтобы не повторяться по несколько раз, расскажу, куда я хожу на работу и по какой причине – по ночам.

Смешно вспоминать, сколько потрясающих извинений в изящных словесных формах мне пришлось выслушать от педагогического коллектива. Машина учительница, к нашему общему облегчению, в скором времени ушла в декретный отпуск и в школе мы ее больше не видели.

Понятно, почему я стояла около подъезда не меньше получаса в ожидании Звонарева, ощущая себя с каждой минутой все больше раздетой. Меня сверлили несколько пар глаз в сомнении, а точно ли я еду на работу. Ведь не в форме. «А тогда куда?» – явственно читались на их лицах крамольные предположения, которые, впрочем, огни и не пытались скрыть.

Губецкой отзвонился скоро:

–Мы с Семой на месте, не волнуйся. Столик заняли у самого входа, лучше некуда, прямо элитный партер и президентская ложа.

Поднимая клубы пыли, во двор из-за угла влетел звонаревский старенький Мерседес. Голуби, шумно хлопая крыльями, разлетались у него прямо из-под колес. Мне пришлось впрыгивать на пассажирское сиденье почти на ходу.

– Лешка, я тебя стукну! Я полчаса тут отсвечиваю. Бабки всю меня уже обсмотрели. Ребята уже на месте.

– Не дрейфь, красотка! Все идет по плану. Не злись. Я встречался с одним важным человечком, и оказалось, что у нашей ресторанной принцессы имеется общий знакомый. Вчера на вечеринке дама в изрядном подпитии проболталась, что может подскочить наш приятель, якобы обещался с подарками, во всяком случае, четкие намеки на брюлики.

– Мне что-то не верится. Он знает, что его ищут. Наверняка, зашхерился основательно. Я думаю, что зря мы едем в этот шалман.

Посмотрим. Я уже подготовил ребят. Видишь, Газелька тонированная за углом? ОМОН дремлет. Сама понимаешь, пока оформил, умотался.

В зале питейного заведения сразу ударил в нос тяжелый запах табака, жареного мяса и недорогого парфюма. Увесистые портьеры не пропускали даже каплю свежего воздуха, топорщились пыльными складками. Народ в зальчике не толпился. К нашему везению занятыми оказались только пара столиков, официанты неспешно разносили заказы и увесистые книжицы «Меню».

Лешка плюхнулся за угловой столик у окна.

–Где же Семен? Губецкого тоже не вижу, – я пыталась разглядеть мужчин, сидящих за небольшой перегородкой у входа, делающей столик как бы стоящим в кабинке.

– Не крути так головой. Закажи чего-нибудь.

– Закажи сам на свой выбор, я пока будут нести, схожу в дамскую комнату на разведку, – неторопливо я встала из-за стола и двинулась к выходу.

Кабацкий певеу запел истошно запел о том, как трудно и порой невыносимо любить бесценную зазнобу в условиях неволи. Пел так пронзительно, с сочными завываниями в самые критические моменты песни. Я невольно оглянулась, не наш ли это клиент, уж больно искренне вещал о жизни в казематах.

На выходе, как я и думала, неспешно попивали пиво Сергей и Семен. Сделав физиономия «лопатами», отвели от меня глаза. Вроде не знают меня и никогда раньше и видали. Я мотнула головой и врезалась в надпись портрет какого-то то ли известного политического деятеля, то ли артиста на футболке на чьей-то груди. Подняв глаза, я буквально краем успела выхватить взглядом под низко надвинутым козырьком бейсболки лицо Авсейкина, котом скользнувшего за дверь служебного помещения.

Стараясь не привлекать внимания, зашла неторопливо дамскую комнату, из кабинки туалетной комнаты спешно набрала эсэмэску Лехе: «Он здесь, в комнате для официантов». Почти сразу мне пришел ответ: «Сиди там и не высовывайся. Позвоню».

Даже быстрый интернет в холодном кафельном помещении не спасал. С полчаса сидела, как на иголках, пытаясь прислушаться за тем, что творится в обеденном зале. Тишина просто пугала. Да нет, это наверняка, не он. Дойдя до крайней точки беспокойства, я стала набирать поочередно, то Сергея, то Семена. Они не ответили. Я стала высовывать нос сначала из туалетной комнаты, потом не торопясь, двинулась в зал. Он был пуст. Осторожно выглянув на улицу, я поняла, почему в зале было пустынно: на асфальте, вытянувшись, с руками за спиной, туго стянутыми наручниками, лежал Авсейкин, в паре метров отлетела его припыленная дурацкая кепка с длинный козырьком, закрывающим пол – лица. На спине черной майки отчетливо виднелся отпечаток омоновского ботинка размере сорок девятого, если не больше. Как знак качества.

На противоположной стороне улицы ровнехонько поперек припаркована омоновская Газелька. Высоченный, метра два с лихом, командир взвода Цветков о чем-то оживленно беседовал со Звонаревым и Губецкой. Лешка увидел меня и помахал рукой.

– Новости по радио: «Вчера на Манежной площади была драка между фанатами «Спартака» и ОМОН. Победили фанаты ОМОНа, – Цветков трубно захохотал. – Или еще. Партия «Справедливая правда» призвала москвичей не ходит на митинги, поскольку ушибы и синяки теперь можно скачать с официального сайта ОМОН.

Лешка подхватил меня под руку.

–Цветков, я думала и вправду что-то серьезное расскажешь! А тебе все шуточки-прибауточки! Пора стать серьезнее, пора.

– Ну что, Альчонок, прихватили мы твоего Авсейкина! Сидеть ему, красавчику, пару десяточков лет, – Лешка был явно в эйфории. – Сейчас уже ждут в СИЗО, местечко греется. Ты едешь с нами?

– Нет, я не поеду, рвану с Цветковым в отдел. Возьми копии протоколов, чтоб дело прекратить.

В кабинете буйствовал табачный ветер. Сквозняк не смог справиться с густой дымовой завесой.

–Фу, накурили! Григорич, что за безобразие! Дышать невозможно! – я закашлялась. – Сколько раз говорила, дуйте дымить на улицу.

– Нельзя было, – Хрулев вальяжно развалился в «дежурном» кресле, невесть откуда появившемся в кабинете и прижившемся, как родном. – Жуликов допрашивали.

– Открывай все окна! Вот накатает на вас товарищ жалобу, что вы его пытали с применением неприятной атмосферы, попрыгаете тогда! – я беззлобно бурчала, распахивая створки. Игорь послушно раздвигал жалюзи, ставшие серыми за несколько последний дней. Нет, все-таки надо закрутить гайки с курением. – Во-первых, это здоровье! – И самой стало смешно.

Я поправила перекосившийся вышитый мною крестиком цветок – яркую сочную розу, дорогую моему сердцу картину, оправленную в симпатичную золоченную рамку, висевший на стене над моим столом. Иногда, проводя много времени в суровом мужском коллективе, где нельзя, просто непозволительно проявлять свою женскую сущность, вышивание и вязание по ночам становилось истинной отрадой, не позволявшей мне превратиться в эдакую гром-бабу, мужика в юбке, матерящуюся через слово и смачно сплевывающую на пол, не вынимая папиросы изо рта. Не скрою, такие случаи тоже были, правда, не в уголовном розыске, где женщины се же редкость, а в других подразделениях. Я не буду их называть, чтобы случайно никого не обидеть, но я думаю, что вы и сами их видели.