Майк Омер - Глазами жертвы

Тейтум подцепил вилкой один из виноградных листьев и попробовал кусочек.

Он слышал, запахи могут вызвать воспоминания, но не знал, что и вкусы тоже. На мгновение Грей перенесся в Уикенберг: он сидит за столом, мать снова учит его правильно держать нож и уже начинает раздражаться, а отец говорит ей «отстать от ребенка».

— Моя мама готовила такие же фаршированные листья, — сказал Тейтум, моментально набив себе рот.

Зои, видимо, справилась со своими логическими уравнениями и решительно обмакнула кусочек жареной цветной капусты в соус дзадзики.

— Я и не знала, что твоя мама гречанка.

— Вовсе нет, просто ей нравилось пробовать новые рецепты. У нее в кухне стояла полка с десятками кулинарных книг. — Тейтум улыбнулся. — В них были потрясающие фотографии, и я любил разглядывать их, представляя блюда на вкус.

— Наверное, у твоей мамы все получалось вкусно.

— Не для подростка, — фыркнул Тейтум. — Пока мои друзья ели на ужин стейк с жареной картошкой, у нас подавалась утка по-пекински или фалафель. Иногда я умолял маму приготовить что-то нормальное — для разнообразия.

Зои насаживала на вилку ломтики томата и артишока с сосредоточенностью физика-ядерщика, работающего с ураном.

— У детей почти в три раза больше вкусовых рецепторов, чем у взрослых. Поэтому они по-другому ощущают вкусы и предпочитают блюда попроще.

— Неважно. — Тейтум улыбнулся. — Я просто хотел картошки фри.

Зои прикрыла глаза от удовольствия. Грей смотрел на нее, потягивая узо из стакана, и не мог отвести взгляд. Обычно Бентли выглядела опасным хищником, готовым наброситься в любую секунду. Зато с закрытыми глазами ее лицо стало невинным, словно у фарфоровой куколки.

— А как же у бабушки с дедушкой? — спросила Зои.

— О, там меня старались осчастливить. Картофельным пюре, ростбифами и гамбургерами. Зная, как я люблю ванильное мороженое, бабушка покупала его каждые выходные. Конечно же, я вел себя отвратительно и отплатил бабуле, заявив, что ее стряпня — отстой и мама готовит в сто раз лучше.

— Ты ведь переживал потерю родителей.

— Это не оправдание.

— Я и не собиралась искать оправдание. — Зои снова пожала плечами. — Тебе не нужно мучиться чувством вины.

— Кто сказал, что я мучаюсь? — Голос Тейтума зазвучал зло и грубо. — А даже если и так, что с того?

Он схватил вилку. Заметив, что рука дрожит, вернул прибор на место и в смущении опустил руки на стол.

Зои посмотрела на него с удивлением. Потом вдруг накрыла его ладонь своей. От прикосновения ее теплой руки дрожь утихла.

— Попробуй артишоки. Они очень хороши.

Тейтум моргнул и уставился на тарелку. На ней лежал одинокий кусочек артишока: должно быть, остальные Зои уже съела.

— Спасибо, я уже сыт.

— Попробуй обязательно, — повторила Бентли с нажимом. — Настроение сразу поднимется.

— Так и быть. — Он взял вилку и воткнул ее в артишок.

— Не забудь дзадзики. С ним еще вкуснее. — Зои показала на чашку с соусом, будто сомневалась, что Тейтум в состоянии понимать речь. — Просто обмакни.

Грей послушно окунул артишок в дзадзики и отправил его в рот.

— Неплохо!

Бентли немного расслабилась. Тейтум, через силу улыбнувшись, проглотил артишок, который и впрямь оказался неплох.

— Я говорила маме ужасные слова, когда была подростком, — проговорила Зои, подцепив вилкой кусок баклажана. — Папе — никогда. Только матери. Мы привыкли кричать друг на друга. Отец пропадал на работе, Андреа пряталась в своей комнате, а мы с мамой… — Она покачала головой.

— О чем вы спорили? — спросил Тейтум, машинально окунув в дзадзики кусок хлеба. Зои крайне редко говорила о родителях.

— Да обо всем. Об одежде, которую я носила, книгах, которые читала, передачах, которые смотрела, и почему я больше не выхожу из дома… И мама каждый раз начинала критиковать меня таким заботливым тоном… — Бентли стиснула вилку и прищурилась. — Брр, как вспомню теперь… «Зои, почему бы тебе не отложить книжку и не погулять с друзьями?»

Последнюю фразу она произнесла высоким, слащавым, вкрадчивым тоном.

— Обычно родители хвалят детей за любовь к чтению.

— Думаю, она не одобряла мой выбор литературы. Биографии серийных убийц, книги по криминалистике… — Ее взгляд стал отрешенным. — И пара любовных романов.

— Правда?

Зои съела еще кусочек баклажана.

— Я все-таки была подростком, знаешь ли… Порой могла сказать гадость, только чтобы мать перестала обращаться со мной как со слабоумной. И тогда она злилась и вопила… — Зои взмахнула вилкой. — С этого все обычно и начиналось. Как же она меня бесила!

— Мне кажется, всех подростков раздражают их родители.

— Я не просто раздражалась. Я их винила. За Гловера. За то, что не поверили мне. Что оставили нас с Андреа одних в тот вечер.

Когда Гловер жил по соседству, Зои вычислила, что он и был мейнардским маньяком. Она говорила об этом полицейским и родителям, однако все от нее отмахнулись. А вскоре Гловер проник к ним в дом. Он гнался за ней, но Зои с сестрой заперлись в своей комнате. Гловер пытался взломать дверь, пока соседка не вызвала полицию, а потом сбежал. Как эта психологическая травма повлияла на Зои, Тейтум мог только догадываться.

Бентли заговорила почти шепотом, и он наклонился к ней, чтобы расслышать:

— И я винила их за все, что случилось потом.

— А что случилось потом?

— Ничего. — Зои печально улыбнулась. — Гловер исчез. Несмотря на мои аргументы, убийцей его никто не считал. Полицейские уцепились за другую версию, подозревая другого. Они решили, что Гловер сбежал, потому что я его напугала. Поползли слухи. Городок-то маленький… И вот я стала умалишенной девочкой, оклеветавшей соседа. В школе от меня шарахались. Конечно, у меня осталась одна подруга. Хотя даже ей родители велели держаться от меня подальше.

Она прикусила губу, взгляд ее затуманился. У Тейтума сжалось сердце.

— Так или иначе, я во всем винила родителей, — проговорила Зои, на этот раз намного громче, и покачала головой. — Такой уж трудный возраст, да?

— Да, — глухо отозвался Грей, — трудный.

— Знаешь, что я думаю? — спросила вдруг Бентли.

— Что?

— Что не откажусь от десерта.

Обратной стороной выдержки было постоянно растущее напряжение. Он это хорошо знал. Понятие «выйти из себя» совершенно не отражает суть вещей. Ты сам никуда не выходишь, как река из берегов. Наоборот, самообладание, выпестованное с таким тщанием, не выдерживает гнета и разрушается внутри тебя в один миг. Люди как ходячие скороварки: если иногда не выпускают пар, в конце концов взорвутся.

Владеющий собой человек обычно выпускал пар во сне. Сейчас такой возможности у него не было. И пришлось признать, что таблетки помогали ему справляться с растущим внутри напряжением. Хотя они вредны или даже опасны, с решением спустить их в канализацию он, похоже, поспешил.